Арне Гарборг - Мир

— Но мы должны следовать его примеру. И нам также следует помнить, что наступит день, когда нам зачтётся всякое слово, сказанное нами всуе.

Прялки вертелись одна быстрее другой.

— Об этом не сказано в моём толковании Писания, — отважилась сказать Йорина, кряхтя и краснея.

— Что же там сказано? — спросил Энок участливо; ему нравилось это «чадо Божье».

— Там сказано: «Всякое неподобающее слово, сказанное вами», гм, — она покраснела, как раскалённый уголёк.

— Ага, и ты тоже прочла это скверное толкование! Тебе следует сжечь его, Йорина. Я куплю тебе новое, когда в следующий раз поеду в город.

Анна и Марта сидели, вытаращив глаза.

— Что ты говоришь! Разве оно неправильное, это новое толкование?

— Есть два новых; одно вполне верное, но другое лживое.

— Да, но… разве церковь позволяет издавать такое?

— Вы знаете, что придут лживые Иисусы и лжепророки, и наступят последние времена. И они будут приятными внешне и такими хитрыми, что совратят многих. Этот священник Вексельс [56] Вексельс , Вильхельм Андреас (1797–1866) — норвежский теолог, чьё толкование Священного Писания, написанное совместно с Йенсом Каурином и Кристианом Кейсером (1843), вызвало ожесточённую полемику с хаугианцами и пиетистами. и есть, пожалуй, лжепророк. Голова его забита бреднями, он верит во всякий вздор.

— Это ужасно!

Прялки закрутились по-новому.

— О да, — вздохнул Энок, — это ужасно. Нужно лишь молить Господа, дабы уберёг нас… и избавил от лукавого. Подумать только: ведь он дошёл до того, что решил, будто тем, кто горит в аду, уготовано спасение!

— Господи!.. Неужели он такой слепец?

Прялки остановились.

— И это он написал в своём толковании, так что некоторые поверят, будто это истинное Слово Божье!

— Подумать только!

— Невозможно поверить!

В доме воцарилась гробовая тишина. Йорина, сидевшая позади, придвинулась поближе к свету.

— И он будет священником, правильно я поняла? — спросила Марта.

— Да, он священнослужитель.

— Да, но какой же из него тогда священник? — заявила Анна. — Насколько я знаю, он не может проповедовать в церкви?

— Будем надеяться. Но он издаёт книги, и это гораздо хуже. Этим он может совратить многих.

— Это невозможно…

Прялки крутились, медленно и задумчиво.

— Он получит своё… в Судный день, — сказал Энок; он стучал и колотил по кадке, словно это была голова лжепророка. — Ибо сказано, что «кто соблазнит одного из малых сих… тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жёрнов на шею и потопили его во глубине морской» [57] От Матфея 18:6. .

— Но как наши священники позволили выпустить такую книгу… не понимаю.

— Она была разрешена к изданию, и лжепророк решил, что он может быть спокоен. Вот ещё одно наказание, ниспосланное нам Господом за то, что мы не ценим Истины, кою должны ценить. И Он позволяет нам приобщиться ко лжи, ибо мы любим её.

— Да-да.

— Но мои дети не пойдут в школу; и ты, Йорина, тоже Мы боимся, как бы наших детей не отравили; а разве это не яд, убивающий как тело, так и душу?.. Я сам буду учить вас. Господь дарует мне для этого время, если увидит, что это необходимо.

Анна украдкой взглянула на Гуннара: бедняга! — какими жуткими глазами смотрел он на отца!

И теперь Анна разочаровалась в школьных занятиях. Ей вовсе не хотелось сидеть и слушать, как учитель внушает несчастным детям лживое учение.

Марта работала в усадьбе, пока у Анны не родился пятый ребёнок; потом она уехала.

Энок был счастлив. Наконец-то он отринул от себя всё мирское; древнее прошло, всё было новым [58] Ср. 2-е Коринфянам 5:17: «Древнее прошло, теперь всё новое». . Отрешённый от мира и полный радости, дом его превратился в храм; и отныне в нём должны звучать лишь похвалы и славы Господу.

Так проходили дни, и Энок чувствовал, что он поднялся на Фавор.

Никакого беспокойства, никаких забот; спокойный, как дитя, он жил одной великой надеждой. Если его одолевала усталость — это был лишь повод для того, чтоб обратиться к Богу; в молитвах и в Писании он обретал новую силу, и никогда не отпускал руку Спасителя. Всюду, где пребывал Энок, он был во власти Господней; спал ли он, бодрствовал, жил или умирал — он знал, что он принадлежит одному Богу, и никакое зло не имело власти над ним. Энок был свободен от грехов; да, он достаточно грешил, постоянно грешил; но грех не был властен над его сердцем; как говорил Павел: не сам Энок грешил, но грех жил в нём. Но всё дурное и нечистое было смыто кровью Спасителя; и Энок чувствовал себя легко и свободно, как птица на ветке, и мог прыгать от радости, как Давид вокруг алтаря со священными скрижалями. Страсти мирские не волновали его; Энок знал Того, кто был сильнее этого мира. Велика, велика и неисчерпаема надежда, которая сделала его душу такой сильной и радостной, освободила человека, который был продан Дьяволу и обречён, исправила то, что было попорчено грехами, обуздало Лукавого, смерть и всё негодное, и теперь Энок был словно Адам до грехопадения, и мир — словно райский сад, в котором Господь гулял среди деревьев и цветов и радовался со своими чадами солнечной весне.

Да, весна, весна царила в сердце Энока. Словно после долгой, чёрной зимы, когда солнце приходит, разгоняя тучи и холод, прогоняя непогоду и ветра, растапливая снег и лёд, пробуждая к жизни почки и ростки, и проливает лёгкий, приятный дождик над миром, оглушённым и умерщвлённым зимой; и тотчас же весна распускает цветы и листья, луга зеленеют, и жизнь и радость царят во всём мире. Так было с Эноком. Всё росло и расцветало; там, в душе, тянулись ростки, словно из тёплой, обильной почвы, и всё было исполнено добротой, сочувствием и силой любви; не плотской любви, что делает человека мягким и расслабленным, но любви Христовой, дарующей сосредоточенность и душевную силу. Эноку была нестерпима любая мысль, коя была противна Господу; любое желание и стремление, кроме молитвы и заповедей; всякий грех виделся ему змеем, прячущимся в листве; прекрасным и нарядным было сердце его, ожидавшее Жениха; и это было его единственной заботой.

И Бог был во всём. В воздухе, в земле, в воде, в огне, в яростном урагане и лёгком ветерке, в трудах и в отдохновении, во сне и наяву; стоило лишь оглядеться вокруг; Господь никогда не отлучался. Когда светило солнце — то сияли очи Господни; дождь и град были его дланями; а звёзды в ночи — глазами ангелов, мерцанием и зовом тех, которых тысячи порхали вокруг Господа и ждали нас; и они хранили и берегли нас, где бы мы ни были: поддерживали нас, когда мы шли, и поднимали нас, когда мы падали; много раз, когда ветер трепетал над лугами, Энок как будто видел порхание белых крыльев.

Но и в буре ему слышался глас Божий, и в шуме моря, в раскатах грома и во всём; глас Божий звучал, гремел, разносился по миру от веку до веку. И потому дрожали те безбожники, кои не обрели мира; они боялись Отца своего, ибо не ведали Его. То же самое было и с Гуннаром, когда он плохо себя вёл: парень не понимал, что его отец желает ему добра, когда наказывает розгами. С улыбкой Энок ещё раз вспомнил те времена, когда он сам жил в страхе, и не без причины: ведь глас Господа Саваофа устрашал тех, кто был против Него.