Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Наверное, эту фотографию она той женщине и показала. Конечно, он изменился с тех пор, но ведь не настолько, что его невозможно было узнать.

— Вот мы и пришли! — с радостью и даже гордостью возвестил Илья.

Андрей вздрогнул, очнувшись от воспоминаний, и поднял голову.

2 Синицын жил в кирпичной пятиэтажке. В подъезде, свежеокрашенные стены которого пестрели зелеными цветами — безумная фантазия неизвестного маляра, — пахло печеным. Пока они поднимались по лестнице на пятый этаж, из-за дверей то и дело доносились голоса соседей.

— Слышимость — просто супер, — смеясь, пояснил Илья. — Рай для шантажистов.

Им открыла мать Синицына. которая тут же попросила называть ее просто Ольгой. Но Андрей не решился и упорно обращался к ней «тетя Оля», а она в ответ в шутку именовала его племянником.

Нежно обняв сына и тепло поприветствовав Андрея, тетя Оля велела им проходить в гостиную, а сама убежала на кухню накрывать на стол. Из гостиной вышел отец Ильи. Он Андрею сразу понравился. В домашней одежде, подтянутый, спортивный, с густыми черными волосами на руках и широким скуластым лицом. Подбородок сильный, волевой. При виде сына Синицын-старший улыбнулся с такой гордостью, что у Андрея защемило сердце. Гость неловко мялся в прихожей, наблюдая за встречей и чувствуя себя одиноким, несмотря на то что едва он переступил порог этого дома, как уют и любовь, жившие здесь, укутали мальчика, словно теплым одеялом.

У Синицыных было две небольших комнаты и кухня, где семья обычно обедала. В большой комнате, которую тетя Оля гордо называла гостиной, спали отец с матерью, а маленькая принадлежала Илье. С того дня, как сын перестал жить дома, мать входила туда только вытереть пыль и помыть полы, но никогда ничего не трогала, чтобы Илья застал свою комнату такой, какой ее и оставил.

Там стояли кресло-кровать, сейчас в собранном виде, письменный стол, платяной шкаф, компьютер и музыкальный центр. На стене висела книжная полка. Ничего лишнего: никаких портретов поп- и рок-звезд, обнаженных и полуобнаженных девушек или самолетов, свисающих с потолка. Зато на полке стояли фотографии: много военных в форме и с орденами (отец и дед, догадался Андрей); семейный снимок, сделанный где-то на море; и фотография девушки, которую Андрей уже видел как-то рядом с Синицыным. Эту фотографию Илья, как только они вошли, снял и молча убрал в ящик.

Мать Синицына тем временем накрыла на стол и позвала мужчин есть.

Андрей сперва нерешительно уселся на краешек стула, но скоро расслабился и устроился поудобнее. Ольга Синицына приготовила к приходу сына просто царский обед. Маринованные грибочки, салат из свежих овощей, горячие бутерброды с колбасой и помидорами, несколько видов сыра, клюквенный морс. Перед Синицыным-старшим стояли графин с водкой и домашнее лечо на закуску. А еще по кухне витал аромат поспевающей в духовке шарлотки. Тут у любого слюнки потекут, а не только у соскучившихся по домашней еде кадетов.

Уминая за обе щеки самый вкусный плов, который он только пробовал в жизни, Андрей внимательно прислушивался к семейным разговорам. Илья заинтересованно спрашивал то про одного, то про другого знакомого, а мать и отец поочередно выкладывали ему новости.

Время от времени отец начинал шутливо боксировать Илью в плечо, или давал ему легкий подзатыльник, или слегка ерошил волосы, на что Синицын-младший недовольно мычал, а Андрей, мучительно краснея, опускал глаза.

Наконец разговор коснулся училища.

— Троих уже выгнали, — одного из первого и двоих из второго взвода, — сообщил Илья, с серьезным видом жуя пирог.

— А за что? — взволновалась тетя Оля.

Илья взял еще один кусок шарлотки.

— В основном за оценки. У того, что из первого взвода, кажется, едва ли не десять двоек было.

Отец нахмурился:

— А у вас как с оценками?

Андрею так понравилось, что он обратился к ним обоим, а не только к сыну, что он даже решился впервые за весь день вставить слово:

— У нас нормально. Втягиваемся потихоньку.

— Ну-ну, — одобрительно крякнул отец. — Только скорее втягивайтесь.

Вечером Илья настоял, чтобы Андрей лег на кресло-кровать, а сам устроился на полу. Мальчики не разговаривали — каждый думал о своем.

Илья, например, думал о фотографии, которая лежала теперь в нижнем ящике стола. А вернее, о девушке с фотографии.

Андрей, как ни странно, тоже думал о фотографии: о той, с которой дерзко и вызывающе улыбалась красивая чужая женщина. Его мать.

Потом они оба заснули.

Выходные пролетели незаметно.

3 В понедельник Левакова вызвал к себе начальник училища генерал-майор Матвеев. Раньше Андрей видел Матвеева только издали и, как и многие другие кадеты, немного его побаивался. Высокий, неулыбчивый, он мог неожиданно подойти к любому суворовцу и завести с тем неспешную беседу. Суворовец при этом безнадежно терялся, бледнел, заикался, хотя генерал-майор задавал ему самые простые вопросы. Это была его привычка, к которой кадеты никак не могли привыкнуть.

Поэтому, войдя в кабинет, Андрей, нервничая, преувеличенно громко доложил:

— Товарищ генерал-майор, суворовец Леваков по вашему приказанию прибыл!

Матвеев сидел за столом. Кабинет был огромный, и любой, не только Андрей, мог почувст-вовать себя здесь потерянным.

Поскольку начальник училища не сразу отреагировал на его появление, Леваков хотел было повторить доклад, но тут Матвеев поднял голову, быстро оглядел Левакова и удовлетворенно кивнул.

— Проходи, суворовец Леваков. Тебя, кажется, Андрей зовут? — спросил он неожиданно, очень мальчика этим вопросом удивив. Но, скрыв изумление, тот все так же громко отчеканил:

— Так точно, Андрей. Генерал поморщился:

— Да не ори ты так. В ушах уже звенит. Парень виновато кивнул, не расслабляясь, однако, ни на секунду.

— Я тебя, Андрей, вот по какому делу пригласил. — Матвеев явно подбирал слова, и Леваков насторожился. — Как учеба? — вдруг опять огорошил мальчика генерал. У Андрея упало сердце. Выгнать его решил, не иначе.

— Нормально все, — упавшим голосом ответил он.

— Ну и замечательно, — обрадовался почему-то генерал и без перехода выдал (наверное, решил, что уже достаточно почву подготовил): — Тут мать твоя приходила. Говорит, ты видеть ее не хочешь? — И Матвеев пристально посмотрел на Андрея.

А у того мигом изменилось лицо. Он сразу вспомнил затравленную женщину на улице, ее неловкую попытку подойти к нему и решительно ответил:

— У меня нет матери, товарищ генерал-майор. Я сирота.

Матвееву было не просто вести этот разговор, но тем не менее он его продолжил:

— Нет, Андрей, у тебя есть мать, и она очень хочет с тобой примириться.

Опять этот высокий слог. Андрей незаметно поморщился. Ему захотелось выкрикнуть Матвееву в лицо, что это не его дело, что он, генерал, и понятия не имеет, что значит про-сыпаться по ночам и плакать в подушку, повторяя: «Мамочка, за что?» Откуда ему все это знать? Но вместо этого Леваков повторил: