Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Напрасно прождав минут пятнадцать автобуса, Андрей решил идти пешком, вернее — бежать.

Когда Леваков ворвался на КПП, первый, кого он увидел, был Философ.

Прапорщик нервно ходил взад-вперед, а при виде Андрея замер, уперев руки в бока.

— Та-ак, явился, значит, — растягивая слова, что было очень плохим знаком, проговорил он.

Все еще тяжело дыша, Андрей тем не менее вытянулся, отдал увольнительную и замер, ожидая приговора. Но прапорщик ничего не сказал, развернулся и велел следовать за ним. Андрей понимал, что сегодняшнее опоздание может стать последней каплей, однако для себя решил ни за что не признаваться, где был и почему не вернулся в училище вовремя. Это его личное дело, а следовательно, никого, кроме него, не касается. Около расположения третьего взвода Кантемиров остановился.

— Иди спать. Разбираться будем завтра.

В казарме бурно, хотя и шепотом обсуждали отсутствие Андрея.

Большинство склонялось к тому, что Левакова выгонят. Молчали только Макс, которому уже однажды довелось побывать в шкуре Андрея, и Синицын…

… Когда в сопровождении прапорщика появился Леваков, все примолкли.

Андрей подошел к своей койке, разделся и нырнул в постель. Кадеты, дождавшись, когда Кантемиров уйдет, вопросительно посмотрели на Левакова. Но тот демонстративно накрыл голову одеялом.

— Видимо, цыганочка с выходом, — прошептал, откидываясь назад, Сухомлин.

— Точнее, с вещами, — отозвался Петрович.

Макс резко сел на кровати и громко сказал:

— Так, все умолкли. Была команда «отбой».

Кадеты притихли, и только Сухомлин тихо, чтобы его слышал только сосед, лежавший с другой стороны тумбочки, пробубнил:

— Смотри-ка ты, начальство!

3.

О том, что Левакова не выгоняют, Макс узнал первым. Причем лично от майора Василюка. После разговора с Андреем тот вызвал Макарова к себе в кабинет.

Не понимая, в чем на этот раз провинился, Макс предстал перед командиром и почти сразу почувствовал себя нашкодившим мальчишкой.

Василюк был очень зол и злость свою направил против Макса.

— Вице-сержант Макаров, я просто поражаюсь твоему пофигизму! Ночь на дворе, товарищ не вернулся в расположение, а они и в ус не дуют.

Макс развел руками:

— А что мы? Наверное, товарищ майор, усы еще не выросли.

— Поерничай мне еще! — взорвался Василюк, — Хороши товарищи! Вы должны были хотя бы поинтересоваться, куда направляется и что собирается делать ваш однокурсник. А тем более ты, как вице-сержант взвода.

Макс едва заметно скривился:

— Я в вице-сержанты не напрашивался. И вообще, что я нянька Левакову, что ли?

Василюк ударил кулаком по столу.

— Прикажут, и нянькой будешь, и сопли ему станешь вытирать!

Макс промолчал, пытаясь угадать, к чему вообще командир затеял весь этот разговор.

— В общем так, Макаров, — сказал Василюк уже тише, но все еще заметно нервничая, — Детский сад кончился. Запомни, ты отвечаешь за курсантов своего взвода, и будь любезен выполнять свои обязанности. Иначе ты у меня к третьему курсу получишь диплом лучшего полотера училища, — и уже совсем мирно добавил: — Надо, Макаров, учиться думать не только о себе. А вдруг бы с Леваковым что-нибудь случилось? Мы бы, между прочим, даже не знали, где его искать. Концерт у него, видите ли, был в интернате, транспорт у него, видите ли, плохо ходит. Эх! — не исключено, что Василюк хотел выругаться, но вместо этого только в сердцах махнул рукой, — Тебе все понятно, Макаров? Тогда иди.

Но Макс ушел не сразу.

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Что еще?

Макс замялся:

— А Левакову… что ему будет за опоздание?

Василюк пристально посмотрел на него.

— Суворовец Леваков будет наказан.

«Намек понял», — улыбнулся про себя Макс и вышел. Ему нужно было срочно найти Перепечко.

4.

Максим до последнего не посвящал Степу в свой план. Он сомневался, стоит ли вообще привлекать кого бы то ни было постороннего, но в конце концов решил, что в одиночку ему не справиться. Дело в том, что Макс решил во что бы то ни стало раздобыть домашний адрес Полины Ольховской. Остальное, по его замыслу, было просто: во время увольнения он придет к Полине домой и там, как он надеялся, поговорит с ней не как с педагогом, а просто как с девушкой.

На последнем уроке Полина завела речь о танцах. Дело было как раз после дискотеки, и преподавательница решила, что самое время начать просвещать суворовцев на сей счет.

— Я хочу, — начала она издалека, — чтобы вы поняли: танцы — это искусство, которое, к сожалению, имеет мало отношения к тому, что большинство из вас под этим подразумевает.

— А что мы подразумеваем? — спросил с места Перепечко.

Неожиданно Полина наклонилась и под общий смех затрясла головой, повторяя: «Бум, бум, бум». Потом она выпрямилась, раскрасневшись, поправила прическу и продолжила:

— Нет, я, безусловно, по-своему уважаю современные дискотечные веяния, но все-таки настаиваю, чтобы вы не забывали и о старой доброй школе. Для вас, надеюсь, не секрет, что ваши далекие предшественники — кадеты восемнадцатого и девятнадцатого веков практически в совершенстве владели этим искусством, и любая девушка почла бы за честь танцевать с ними.

Сухомлин пробормотал:

— Ну да, и где они теперь?

Полина обернулась на голос.

— Теперь, суворовец Сухомлин, настала ваша очередь не посрамить звание кадета. Сейчас я покажу, с вашей, друзья мои, помощью, разницу между «бум, бум» и танцем.

Она осмотрела класс и обратилась к Максу:

— Суворовец Макаров, вы не составите мне пару?

Почувствовав, что краснеет, Макс кивнул. Он одернул форму и вышел к Полине. Та мягко положила руку Макса себе на талию, а свою запрокинула ему на плечо. Полина была почти на полголовы ниже. Она стояла так близко, что Макс мог почувствовать запах ее шампуня и легкий, едва уловимый аромат духов.

— Готов? — спросила она, глядя снизу вверх, — Давай на счет «три».

И они полетели. Во всяком случае, Максу казалось, что летит.

Прикосновение к мягкому изгибу ее спины, тепло которой он чувствовал даже сквозь платье, заставило Макарова забыть и то, где они сейчас находятся, и то, что на них в данный момент сосредоточенно пялятся десятки пар глаз. Для Макса существовала только эта минута. Он, Полина, запах ее волос и бешенное биение собственного сердца.

Когда все закончилось и Полина отпустила его, Макс на секунду закрыл глаза, а потом, не глядя ни на кого, прошел на свое место. Теперь он точно знал, что ему делать.

Как Максим и предполагал, Степу он нашел в буфете. Плюхнувшись напротив, Макс пристально оглядел переставшего жевать от удивления Перепечко. Удовлетворившись произведенным впечатлением, он отломил кусок от Степиного пирожного, запихнул его себе в рот и произнес: