Максим Макаров - Кадетство.Выбор

— Вот дрянь! — в сердцах отозвалась девушка. — Но ты, главное, и не думай сдаваться. Вот еще, не хватало, чтобы этот гад победил! — по-детски запальчиво воскликнула она. — Эй, Синицын, чего молчишь?

Или уже сдался? — в голосе ее прозвучало подозрение.

Синицын ответил не сразу. Ему стало стыдно. Ведь она угадала: мысленно Илья и правда уже сдался. А что делать? Выхода-то нет…

— Мне увольнительную на этой неделе не дали, — грустно сообщил он в конце концов.

— Да? — Ксюша расстроилась, но быстро взяла себя в руки. — Ну и ладно, сама к тебе приду. — Но потом, видимо осознав, что говорит не о том, спохватилась: — Я что-нибудь придумаю. Вот увидишь!

Крепко прижав трубку к уху, парень не выдержал и улыбнулся:

— Ксюха, я тебя люблю. Даже если меня выгонят, ты-то у меня все равно останешься. И это здорово.

На том конце провода притаились. Ксюша яростно боролась сама с собой. Но схватка была недолгой.

— Тебя не выгонят, — уверенно сказала она. — Илья, я тебя не узнаю!

— И деловито ос-ведомилась: — Сколько он тебе времени дал?

— До вторника, — признался Синицын.

— О-о, я думала, до завтра! — послышался вздох облегчения, и Илья ясно представил, как изменилось выражение ее лица. — Тебя не выгонят, — еще раз повторила Ксюша.

Положив трубку, Илья призадумался. Ксю-хе удалось передать ему часть своей уверенности. И хотя девушка в этой ситуации вряд ли могла что-то сделать, Илья впервые в жизни почувствовал, как это удивительно приятно, когда кто-то искренне разделяет твое горе. И этот кто-то не папа с мамой.

Вдалеке показался Леваков. Даже отсюда Синицыну было видно, что он буквально сияет от радости.

4.

Андрей возвращался от командира. Тот сам позвонил в больницу и первым узнал, что операция прошла успешно. «Конечно, долгосрочные прогнозы делать еще рано, — осторожно признался врач. — Но с той или иной степенью вероятности можно говорить о скором выздоровлении больной».

Об этом, умолчав, правда, о «той или иной степени вероятности», Василюк и сообщил незамедлительно Левакову. Когда его вызвали к командиру, он как раз направлялся к телефону, чтобы уже, наверное, в сотый раз за день набрать номер больницы. Услышав хорошие новости, Андрей едва сдержался, чтобы не броситься майору на шею, но ограничился лишь тем, что, улыбаясь во весь рот, спросил, нельзя ли ему будет получить завтра увольнительную.

Василюк мигом нахмурился, хотя, по правде сказать, больше так, для порядка, и строго поинтересовался:

— А как у тебя с оценками, суворовец Леваков?

Заверив командира, что все в порядке, Андрей стал нетерпеливо ждать ответа. Но майор сказал:

— Ну, если все в порядке, то увольнительную ты получишь, но, как и положено — послезавтра.

Конечно, Леваков был разочарован, но ему ничего не оставалось, как подчиниться.

5.

Вечером в комнате отдыха суворовцы лениво смотрели какой-то русский сериал про бедную девушку, которая на самом деле оказалась богатой, но пока об этом не подозревала. Трофимов и Сухомлин громко спорили о том, чем закончится сегодняшняя серия. Сухомлин утверждал, что девушка доберется, наконец, до вокзала, где ее с начала прошлой серии ждал кавалер, а Трофимов со знанием дела объяснял, что встречи не будет.

— Вот увидишь, по дороге она попадет в аварию. Мужик ее, конечно, рассердится и серий пятнадцать, а если им лимит позволяет, то и все двадцать, будет страстно переживать, что девица его кинула.

Сухомлин прищурился:

— Трофим, откуда такие познания? Твоя просвещенность по части сериалов начинает меня пугать. Что-то тут не так!

— Все путем, — спокойно заверил его товарищ, — просто у меня мать с сестрой по вечерам от телека не отлипали. Стоило нам с отцом хотя бы заикнуться, что, мол, хватит уже, так они такой визг поднимали, что мы покорно садились рядом и молчали в тряпочку, — Трофимов вздохнул, — Вот, думал, хоть здесь отдохну…

Тут не выдержал Перепечко, который, в отличие от остальных, не сводил заинтересованного взгляда с экрана:

— Слушайте, шли бы вы болтать в другое место! Мешаете ведь.

Ребята переглянулись и прыснули.

— Печка, не переживай, они будут жить долго и счастливо, — успокоил его Сухомлин, — А если ты хочешь узнать подробности, обратись к Трофиму — он у нас, оказывается, эксперт по сериалам.

— Точно? — наивно обрадовался Перепечко, но, заметив, что кадеты ржут в кулак, обиженно сказал: — Я вообще, может, к эстетике готовлюсь. Изучаю отражение темы любви в искусстве.

При упоминании эстетики Макс вздрогнул, потом резко вскочил, подошел к телевизору и начал судорожно переключать каналы. Суворовцы удивленно молчали, наблюдая, как одна картинка на экране сменяется другой. А Макс даже не следил за программами — просто щелкал и все.

И тут Сухомлин вдруг неожиданно что-то заметил и завопил:

— Эй, Макс, остановись. Там, кажется, твой отец мелькнул!

Только тогда Максим в первый раз посмотрел на экран — так, как будто впервые увидел телевизор, и щелкнул пультом назад.

На экране действительно был его отец. Он стоял в небрежно наброшенном на плечи белом халате посреди больничного коридора.

Рядом волновалась молоденькая, но не очень симпатичная журналистка в очках и с косо подстриженной челкой. Макс прибавил звук.

Журналистка спросила у господина Макарова, почему он решил обратить внимание на тяжело больных пациентов именно этой больницы, на что отец, выдержав положенную паузу, ответил:

— Как вы понимаете, выбор был совершенно случаен. Не секрет, что в нашем городе немало людей, которым жизненно необходима операция, но, находясь за чертой бедности, многие просто не могут себе это позволить. Я рад, что в моих силах оказалось спасти хотя бы одну жизнь, — Макс не верил своим ушам.

Отец говорил так, словно сам только что вышел из операционной.

Журналистка тем временем продолжала гнуть свою линию:

— Значит, когда вы договаривались о том, что оплатите операцию, то даже не знали имени пациентки?

Господин Макаров улыбнулся. Макс догадался, что именно в этом месте ему по сценарию положено было улыбнуться и, возможно, пошутить, как бы говоря: «Да, я молодец, но как видите, не бравирую этим».

— Зато теперь я знаю ее имя. Нашу больную… — он так и сказал:

«нашу»! — зовут Нина Владимировна Левакова.

Макс быстро выключил телевизор. А он-то, дурак, уши развесил.

Подумал, отец на самом деле помочь хотел. Бескорыстно. Но Макаров-старший и здесь умудрился найти свою выгоду. Никогда еще Макс так не стыдился отца, как теперь.

— Ну зачем же ты выключил, — раздался сзади злой голос Андрея, – такая передача интересная!

Макс обернулся. Леваков стоял рядом, с трудом переводя дыхание, зрачки его сузились.