Максим Макаров - Кадетство.Выбор

— Ах, в увольнение? — взвилась пуще прежнего девушка. — А с чего ты вообще pешил, что я тебя в выходные видеть захочу и ждать буду?

«Действительно, с чего?» — подумал Илья и неожиданно испугался. В запале он как-то совсем упустил из виду, что оставляет девушку совсем одну. Но ведь его маме нередко приходилось ждать отца, когда тот уезжал на учения. И, глядя на мать, Илья почему-то не секунды не сомневался, что и Ксюша будет так же ждать его возвращения с учебы.

«Дурак», — выругал себя Синицын. И отвернулся, чтобы Ксюша не заметила, как потемнело его лицо:

— Дело, конечно, твое — можешь и не ждать…

Девушка хотела было выкрикнуть что-то еще, но, услышав его тихий ответ, опешила. Ничего себе, значит, Илья так просто отказывается от нее, даже не пытаясь удержать? Понятно теперь, насколько она ему дорога. И, зарыдав, Ксюша резко развернулась и убежала.

Несколько дней они не встречались. Илья продолжал с удвоенным усердием готовиться к поступлению, а по вечерам долго-долго рассматривал их совместные фотографии. Иногда парню хотелось порвать их и выбросить, но он никак не мог решиться. Может, Ксюша права и он ее не любит? Или любит, но недостаточно сильно? И вообще, как понять, любишь ты кого-то или нет?

Родители видели, что с сыном творится что-то неладное, но, чувствуя, что ничем не могут помочь, лишь издали сопереживали мальчику.

Ксюша пришла на четвертый день. Бледная, с красными глазами, она сразу уткнулась Илье в плечо и расплакалась.

— Ничего, все будет хорошо, — совсем по-мужски сказал Илья, улыбаясь.

Через несколько дней Ксюша сама вызвалась сопровождать его в Суворовское училище, чтобы посмотреть расписание вступительных экзаменов.

И вот они приехали, а Синицын вместо того, чтобы заняться делом, полез разнимать каких-то незнакомых пацанов…

2.

— Ну, ребята, так как насчет того, чтобы перенести время и место дуэли? — Илья вопросительно поднял брови.

Макс неторопливо посмотрел на Андрея, чью рубашку по-прежнему мял в кулаке. Леваков, будучи заметно ниже его, как и тогда, в троллейбусе, готов был принять вызов. Черт с ним, решил про себя Макс, опуская руку.

— Всем спасибо, все свободны. Актеры идут готовиться ко второму акту, — с этими словами Макс повернулся, а одновременно с ним повернулись и люди-горы в черном.

Это была его охрана, навязанная отцом. Только они не охраняли Макса, а внимательно следили, опять же по приказу Макарова-старшего, чтобы любимый сынок не смылся раньше времени.

— Эй, — раздалось сзади.

Макс обернулся. Андрей стоял все там же, не сменив позы.

— Мы с тобой потом, в училище поговорим.

А уж это вряд ли. Но вслух Макс ничего не сказал, только плечами пожал.

Однако встретиться им пришлось очень скоро. Гориллы отца приволокли Макса на сборище по поводу начала вступительных испытаний. Мягко подтолкнув его к остальным абитуриентам, они убедились, что все пути к отступлению у хозяйского сынка отрезаны, и с чувством выполненного долга отступили.

Перед толпой порядком напуганных мальчишек, которая должна была представлять собой стройную колонну, стоял заместитель начальника училища по учебной части полковник Ноздрев. Чуть в отдалении, сплоченные общими чувствами, кучковались родители. Каждый год полковник Ноздрев наблюдал одну и ту же картину и вполне мог уже как булгаковский Воланд изречь: «А люди все те же».

Время от времени кто-нибудь из стаи родителей издавал вопль, неумело замаскированный под шепот. Одновременно краснел и неловко начинал вертеть головой один из абитуриентов, по всей видимости любимое чадо несдержанного родителя.

Мальчики, впрочем уже не мальчики, а парни, неуютно переступали с ноги на ногу, пытаясь скрыть неловкость, несмешно остря с соседями.

«Как бараны, — с отвращением подумал Макс, затесавшийся во второй ряд, — А вам, дорогие предки, я потом скажу отдельное спасибо за особое удовольствие почувствовать себя полным ослом», — мстительно размышлял он. К счастью никто из родительской толпы его окликнуть не мог (даже отцовские бультерьеры поспешно ретировались), поэтому Макс, в отличие от многих других ребят, не вздрагивал нервно каждый раз, когда эхо доносило очередное родительское благословение…

Андрей стоял в первом ряду. Он, может быть, и хотел, чтобы кто-нибудь его окликнул, но прекрасно знал, что этого не случится.

А потому все свое внимание сосредоточил на полковнике Ноздреве, который уже в третий раз объяснял абитуриентам, а скорее, их родителям, какие мучения предстоят детям.

— Повторяю в последний раз. Сейчас вы пройдете профессиональный отбор, куда входит: беседа с психологом, медкомиссия и зачет по физподготовке…

«Если повезет, вылечу уже после психолога», — Макс развлекался тем, что делал на себя ставки.

— … Те, кто будет допущен к основным экзаменам…

«Во надрывается!»

— … Сдают русский язык и математику. Всё! Я так понимаю, вопросов нет и быть не может.

Макс повернулся налево вслед за толпой, все еще гордо именуемой строем, когда почувствовал, что кто-то дышит ему луком в ухо.

Демонстративно зажав пальцами нос, он обернулся и увидел суетливо трусящего за ним толстяка, который прилагал все усилия, чтобы не потерять Макса в толпе.

— Ты чего? — гнусавя, так как нос по-прежнему был зажат, поинтересовался Макс.

Отфыркиваясь, толстяк поднял на него почти преданный и любящий взгляд, который, к сожалению, растворялся в необъятных щеках.

— Потеряться боюсь. Я за тобой стоял и решил из виду не терять.

Воздев глаза и руки к небу, Макс возвестил:

— Потеряться здесь? — вокруг, перешептываясь, шаркали ногами абитуриенты, — По-моему, это невозможно. Разве не так?

Замявшись, толстяк уклонился от прямого ответа, по-прежнему стараясь не отставать от Макса ни на шаг.

— Может, да, а может, и нет.

— О, братец, да ты философ, — Макс отвернулся.

В этот момент громоподобный вопль сотряс территорию училища:

— Степка-а!.. Вон он, вон! — последние слова были сказаны чуть тише.

Толстяк прибавил ходу и поравнялся с Максом.

— Степка, да оглянись же, отец зовет! — звонче, но ничуть не менее громко закричала женщина.

С любопытством поискав глазами обладателей роскошных голосов, Макс заметил у забора нетерпеливо притоптывающую пару. На мужчине были широкие, пузырящиеся на коленях джинсы и красная спортивная кофта на молнии. Борода его была острижена коротко, под самый подбородок.

Женщине больше пошли бы длинная юбка и платок, но и на ней красовались джинсы, а сверху кокетливая, в оборочку, белая кофточка.

Оба родителя почему-то крайне заинтересованно смотрели на Макса. И только после очередного их возгласа Макаров понял, чье внимание они безуспешно пытаются привлечь.