Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

— Я еще ни в чем не убежден, и принимать решение рано…

— Что за упрямство! — вспылил капитан. — За целый год не зарегистрировали ни одного случая убийства, а теперь ты жаждешь испортить картину?!

— Подозревают, что из лаборатории похищены какие-то материалы.

— А что, собственно, можно было унести из лаборатории?

— Не знаю, пока не установлено.

— Какие основания предполагать хищение?

— Не знаю, это предположение профессора Узнадзе, конкретно он ничего не говорил. Завтра узнаем все.

— Не было печали, черти накачали! — Капитан угрюмо уставился на Мигриаули. — А тебе не кажется, что, берясь за это темное дело, ты своими руками роешь себе яму?

— И поэтому вы предлагаете отойти в сторону, не доискиваться истины?

— Какие у тебя шансы на успех?

— Подождем, что скажет профессор Узнадзе. От его сведений зависит многое.

— Если бы из лаборатории пропало что-либо важное, профессор всю милицию поднял бы на ноги!

— Так или иначе, но мы не можем отмахнуться от его слов, обязаны проверить факты.

— Если твои усилия окажутся напрасными, пеняй на себя, я предупредил.

Профессор Шалва Узнадзе сидел в кресле, погруженный в невеселые мысли, не обращая внимания на телефонные звонки, — кто-то настойчиво звонил в третий раз.

«Поставленная мною цель требует самоотверженности. Святой долг ученого — всего себя отдать избранному делу. Я готов пожертвовать собой ради того, чтобы избавить от страшной болезни тысячи людей».

Перо стремительно бежало по бумаге, словно боялось упустить потоком текущие мысли.

Шалва Узнадзе был человеком тонкой духовной организации, легкоранимым и чувствительным. Он казался неразговорчивым, скрытным. Окружающие удивлялись тому, как он жил. Профессор был весь в работе. Нашлись и недоброжелатели, обвинявшие его в зазнайстве, равнодушии к людям. Число завистников и злопыхателей росло вместе с успехами профессора. Разнузданное злословие достигло и его слуха. Профессора Узнадзе поражала ничем не объяснимая неприязнь к нему части сотрудников. Нескрываемая зависть и вражда как бы отделили профессора от других и сделали его еще более замкнутым, необщительным. Завистники и это обратили против него. Профессора еще усердней и развязней порицали и порочили.

Оглашать результаты исследований, которые профессор вел со своим ассистентом Саджая, он пока считал нецелесообразным. Узнадзе понимал, что любое открытие вызывает зависть, неприятие и надо еще серьезно проверить полученные данные. Свои опыты он проводил в последнее время по вечерам, когда в институте было тихо, спокойно, когда никто не досаждал ему и не отвлекал.

Вахтером в институте был вышедший на пенсию учитель, фронтовик, измученный давней раной, человек на редкость порядочный, честный. Он души не чаял в профессоре, почитал его не как директора, а как большого ученого. Услышав о нем что-либо плохое, молча отходил в сторону, про себя возмущаясь.

Однажды к концу рабочего дня к нему в проходную зашел Зураб Хидурели, заместитель Узнадзе, и, поговорив о том о сем, достал из портфеля бутылку коньяка.

— Стакан найдется, Кириле? У меня и колбаса есть. — Зураб потер руки. — Целый день голодный, минуты не выкроил поесть, все время люди, перекусить не дадут.

Кириле достал стаканчик, застелил столик газетой и выложил закуску, какая нашлась.

После двух стаканчиков коньяка Зураб заметно оживился. Поглаживая себя по нежным, как у женщины, щекам, он облизнул губы и приготовился к разговору.

— Что слышно нового, Кириле, что делается на свете? — Зураб Хидурели чокнулся с Кириле. — Ты знаешь, что наш директор надумал всех старых работников разогнать?

Кириле навострил уши, однако промолчал. Присел на край топчана, ожидая, что еще скажет Хидурели. А заместитель директора разоткровенничался, не замечая, как помрачнел вахтер. Кириле слушал настороженно и только боялся, что нежданный гость оборвет разговор, а хотелось узнать все подробней. Хидурели, щелкнув пальцами, умолк, осушил очередной стаканчик и продолжил тоном искренне огорченного человека:

— Наш директор сам себя погубит! Ну кто потерпит его бесчинства?! Коллектив бурлит, люди возмущены, — я уверен, обратятся куда положено. И ты не останешься в стороне, верно ведь? Ты человек честный, ничью сторону не держишь, выскажешь правду, одну только правду.

Ошарашили вахтера слова Хидурели. Испытующе уставился он на заместителя директора, пытаясь понять, что у того на уме: злой умысел или искренняя забота о людях, что его побудило говорить о директоре?!

— И никто не решается сказать профессору: одумайся, будь человечней, дай людям жить в конце концов! Если и заикнется кто, он сразу затыкает рот: я-де хозяин, я главный, как мне угодно, так и будете жить! Ну, скажи, умный ли он человек? Я долго думал, как его осадить, и додумался, Кириле. Я тебе доверяю и поделюсь с тобой… Ты же знаешь, как я хорошо отношусь к тебе, недаром же устроил вахтером. Не забыл этого?

— Нет, батоно Зураб, не забыл.

— Конечно, верить всему, что говорят о профессоре, нельзя. И преувеличивают, и наговаривают, но что он на всех смотрит свысока, спору нет. Работать с ним стало невозможно, Кириле, очень трудно с ним, очень. Черствый, бездушный, боится, как бы мы не разбогатели! Ты думаешь, он сочувствует тебе, переживает твои невзгоды? Куда там! Стоит ему краем уха услышать, что врач взял за лечение деньги, тут же увольняет, на голодную смерть обрекает!

Кириле тяжко вздохнул.

— Ты удивляешься? Да, надо что-то предпринять, пока он не выставил нас из института! Чихать ему на нас и наши семьи! Но мы постоим за себя. Есть закон, найдем на него управу!

— А от меня какой прок, я-то чем могу вам помочь?

— Ты человек маленький, но и ты многое способен сделать. Профессор по вечерам запирается в лаборатории, никого туда не впускает, кроме ассистента…

У Кириле екнуло сердце. Вахтер понял, что заместитель директора неспроста заявился вдруг к нему. Ясно, что он жаждет свести счеты с директором, от него хочет узнать, чем занимается профессор в лаборатории вечерами!

Кириле молчал, подавленный своим открытием, смотрел на красивого, щеголевато одетого человека — противен был он ему.

— Окажи мне небольшую услугу, Кириле, я же тебе помог, перепиши одно письмо… Тебя никто не заподозрит… Нельзя оставлять Узнадзе на посту директора, нет и не будет нам от него житья.

Кириле сообразил: не это главное. Зураб Хидурели хочет знать, что происходит в лаборатории по вечерам, а письмо это — для отвода глаз. Засомневался, видно, в нем, не совсем доверяет.

Кириле молчал, угрюмо уставясь в пол.

— А ключи от лаборатории он уносит или оставляет здесь, у тебя? Если оставляет, выберем подходящий момент и войдем в лабораторию, посмотрим, чем он там занимается. От интригана всего жди! Может, затеял что-нибудь против нас, может, готовит удар в спину?! — проговорил Хидурели, не сдержавшись. Очень уж хотелось ему заглянуть в душу вахтера.