Сергей Антонов - Трудный день

— Да, да…

— Видите, какой я скучный человек! Опять то же! — Владимир Ильич улыбнулся.

Он снова прошелся по прихожей. Наконец, расцепив руки, взявшись за борта пиджака, Владимир Ильич остановился перед Кржижановским.

— Тысячи, десятки тысяч деревень стынут сейчас в темноте. На ветру скрипят журавли. Тишина… Глеб Максимилианович, план электрификации нужно заканчивать! — последние слова он произнес чуть ли не по слогам. И в оправдание просьбы стал говорить о том, что вопрос об электрификации необходимо внести в повестку съезда. А между тем не все в Совнаркоме и ЦК могут проголосовать за это…

Кржижановский повел Ленина к себе: о таких делах лучше все-таки говорить в кабинете.

— Между прочим, Глеб Максимилианович, Покровский на этих днях к вам не обращался?

— Нет, Владимир Ильич.

— Может, в ВСНХ?.. Гм…

— Не знаю… Пожалуйста, садитесь…

Но Ленин не сел. Заметно волновался.

— Будет ли к съезду план? Успеете?

— Работу ускорю, Владимир Ильич. План к съезду будет.

— Категорически необходимо! Книгу — каждому делегату, — откликнулся Ленин.

Он осмотрел кабинет и замолчал. Все было здесь знакомо: этот стол с книгами и бумагами, эта старая пишущая машинка на высоких столбиках, камин, книжные шкафы до потолка, основательная, рассчитанная на большие комнаты мебель старых времен. Но с каждым разом, казалось, здесь становилось больше книг, рукописей…

— Вам надо помощников, — заметил Владимир Ильич. — Покровский все-таки придет к нам работать…

Глеб Максимилианович ответил не сразу:

— Хорошо бы… Но!.. — Кржижановский рожал плечами. — В «Славянский базар» он тогда не явился, а наш разговор перед его встречей с вами был, Владимир Ильич, весьма коротким и оригинальным…

В апреле этого года Глеб Максимилианович беседовал с инженерами, пытаясь вовлечь их в работу над планом ГОЭЛРО. Встреча происходила в бывшей гостинице «Славянский базар», где размещался ЦК союза строителей: все гостиницы в центре были заняты учреждениями. Инженеры голодали. Порою саботировали. Несколько специалистов пошло тогда работать, за ними потянулись другие… Покровский не то что саботировал, а был подавлен, находился в состоянии депрессии…

— Трагедия, — продолжал Глеб Максимилианович. — Больно смотреть на таких людей.

Ленин не раз думал, что часть умной, одаренной старой интеллигенции в вихре революции погибнет зря. Многим из них Ленин старался помочь, но тем не менее это не всегда удавалось…

— Итак, — продолжал Ленин, — книгу — каждому делегату. Чтобы каждый на месте мог ознакомить с планом ГОЭЛРО других.

Только сейчас Ленин присел, вместе с Глебом Максимилиановичем стал подсчитывать недели, дни… Получалось, что огромный том с таблицами и картами нужно отпечатать за три недели.

— Мы постараемся, — сказал Глеб Максимилианович, — сдать рукопись быстрее, чтобы у печатников…

— Хорошо, — подхватил Ленин. Он подошел почти вплотную к Глебу Максимилиановичу и спросил: — Очень трудно? — и сам себе ответил: — Очень… Легко бывает людям, которые никогда не испытывают такого счастья, как мы с вами. Мы выбрали свое, Глебушка…

Неожиданное «Глебушка» тронуло Кржижановского. Кржижановский молчал: никакие слова сейчас не могли передать его чувств. Собственно, в этих словах был итог их совместного пути и совместной борьбы: быть счастливыми счастьем народа. Здесь и первые дни знакомства в Петербурге; и «Союз борьбы»; и «предварилка»; и ночь на берегу Енисея, когда они на пароходе «Святой Николай», плывя из Красноярска в Минусинск, остановились на пристани Скит, разожгли костер и запели «Смело, товарищи, в ногу»; и Шушенское; и ГОЭЛРО — двадцать пять лет дружбы с этим человеком, которая была для Кржижановского самым большим счастьем в его жизни.

Ленин встал. Сложив руки за спиной, наклонив корпус вперед, прошелся по комнате.

— Ну, Глеб Максимилианович, показывайте, что у вас…

— Владимир Ильич, — предложил Кржижановский, — может быть, сначала чаю? Чай с сахаром… Есть превосходные сухари из черного хлеба и, кажется, даже масло. А вы ведь из дому давненько!

— Соблазнительно! Не откажусь… Но сначала все-таки хоть покажите.

Глеб Максимилианович передал Ленину объемистую рукопись. Владимир Ильич бережно взял ее и медленно прочел:

— «План электрификации России».

Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной ехал в деревню Кашино на торжественное открытие электростанции.

С утра выпал легкий, пушистый снежок, не успевший даже как следует припорошить черную замерзшую землю, выбелить крыши домов. И, быть может, потому, что снег, собственно, еще не лег, ощутимо чувствовался мороз, хотя он и не был сильным. Он казался каким-то жестким, сухим.

Машина быстро ехала по безлюдному шоссе, оставляя за собой хорошо видимый, редко прерывающийся след от колес. Только в деревнях и на перекрестках — на изъезженных местах — след терялся. Чем дальше от многолюдной Москвы и ее окрестностей, тем реже прерывались две — то черные, то серые — ленты на белом снегу.

Москва все дальше и дальше…

Та самая Россия, которая поглощала дни и ночи Ленина, которая так страшила Уэллса, противников электрификации, которая ужасала многих талантливых и честных людей, сейчас предстанет перед ними. Россия эта лежала не за тридевять земель, а всего лишь в нескольких десятках верст от столицы.

Собственно, Россия эта везде — в Кашине, быть может, лишь проступала нагляднее, — и везде Ленин видел людей, таких же, как он сам.

Такие же и равные… Так он считал, и беседовал с каким-нибудь малограмотным крестьянином полчаса или час, стараясь растолковать ему нечто существенное, что-то уяснить самому…

Когда Ленин думал о бесконечных ходоках и посетителях, знакомых и незнакомых, он с особой остротой чувствовал свою ответственность перед ними. Это чувство ответственности и заставляло его не умиляться тому, что Петр Иванович честно работает на Советскую власть, что Кузьма Сидорович совершил даже подвиг во славу ее, а бесконечно радуясь этому, говорить с ними о делах как с равными и так, чтобы требовательность к себе и к ним во имя достижения общей цели была главенствующей. Но эту требовательность нужно было соразмерять с возможностями человека. С Петра Ивановича можно требовать меньше, с Кузьмы Сидоровича — чуть больше, а с себя — больше во сто крат, чем с тысяч и тысяч людей…

Сельскохозяйственное товарищество крестьян деревни Кашино, что в семи верстах от Яропольца, построило у себя электростанцию.

В Москву была отряжена делегация крестьян пригласить Ленина к себе. Владимиру Ильичу вручили письмо. Старая, расстроенная пишущая машинка, сбитый шрифт, серая бумага: