Исаак Фридберг - Арена: Пять новелл о человеческих странностях

— Сделали две таблички! — решительно сказала Вера. — Какую захотите, такую выберете!

— Мудро… — усмехнулся Николай Иванович. — Можно, я за мудрость вручу вам эти цветы? Вам они будут больше к лицу.

— Вы что? — возмутилась Вера. — Это же вам! Как герою!

— Пожалуйста! — улыбнулся Николай Иванович.

— Понимаю, — сказала Вера. — Мой Толян тоже стесняется с цветами ходить. Все мужчины одинаковые!

— Да? — осторожно поинтересовался Николай Иванович.

— Конечно! — уверенно сказала Вера. — Что герои, что не герои: как до ЗАГСа дело дойдёт — всё, кранты!

— Что-что? — заинтересованно переспросил Николай Иванович.

— Кранты! — невозмутимо повторила Вера, как нечто само собой разумеющееся, и Николай Иванович вежливо сделал вид, что понял.

— Так! — решительно сказала Вера. — Букет несу я, но перед школой вы его у меня заберёте. Неудобно перед народом…

— Договорились, — облегчённо сказал Николай Иванович. — А… Толян, это кто?

— Так… — неопределённо сказала Вера. — Один тип… Очень ненадёжный товарищ… Но говорит, что любит.

— Ясно… — сказал Николай Иванович.

Они шли просёлочной дорогой. Школа уже была где-то рядом — детские крики и нестройное бормотанье духовых инструментов выдавали её близость.

— Вы очень удачно приехали! — громко сказала Вера. Прежнее восторженное настроение снова вернулось к ней. Следует отметить, что мгновенная смена настроений вообще была отличительной чертой её характера. Причём, и веселью, и унынию она предавалась с равной искренностью и равным самозабвением.

— Все уже здесь! Только вас ждём! Я им четыре кресла поставила! Так они всё приставали: кто четвёртый, кто четвёртый?

— Кто… приехал?

— Китин Юрий Петрович, командир вашего отряда. Берёзов Константин Георгиевич, начальник разведки. И Борин Фёдор Кузьмич, повар.

— И всё?..

— А больше никого нет… — тихо сказала Вера. — Мы искали… У нас в деревне подрывник ваш бывший жил. Это он после войны и могилу нашёл, и первый памятник поставил. Умер три года назад…

— Мы с вами сзади войдём, — просительно прошептала она, приблизившись к школе. — А потом вы все вместе выйдете. Чтоб торжественнее было. Ладно? Дети, вы же понимаете…

— Понимаю, — согласился Николай Иванович и полез в дыру забора.

— Вы извините, что так, — шептала вслед Вера. — Лето, в школе ремонт, мы для вас место отдыха в спортзале оборудовали. У нас очень хороший зал, спортивный и актовый одновременно, сцена, занавес, как положено. А если стулья убрать, можно в баскетбол играть. Ну, сейчас-то он как актовый, потому что играть на улице можно…

Они уже были в школе.

Какими бывают школьные коридоры во время ремонта, знает наверное всякий, и потому описывать их нет нужды. С Вериной помощью, ведомый за руку как мальчик, Николай Иванович благополучно миновал бочки с краской, кучи разбитой штукатурки, пирамиды парт и оказался в полутёмной комнате, которую со свету сразу не разглядел.

— Это сцена! — весело прошептала Вера. — Стойте здесь. Сейчас мы им сюрприз устроим!

Она повернулась к дверям, собираясь уходить, но вдруг остановилась, вспомнив нечто важное.

— Как у вас с сердцем? — доверительно спросила она.

— Не без трудностей, — сказал Николай Иванович. — Но ваш сюрприз, я думаю, осилим.

— Будьте осторожны, — сказала Вера. — На всякий случай у меня валидол есть. Дать?

— Спасибо, — сказал Николай Иванович. — Мы со своим в гости ходим.

— Ну, тогда я пошла, — заговорщически подмигнула ему Вера. — Здорово у нас с вами получится! Совсем как по телевизору — «От всей души»!

— Что, и зрители будут?! — испугался Николай Иванович.

— К сожалению, нет, — вздохнула Вера. — Откуда у нас зрители? Все на работе. Ну, ничего, мы потом это в газете опишем.

Она исчезла за дверью, оставив Николая Ивановича наедине с бархатным занавесом.

Посреди спортивного зала стоял журнальный столик, накрытый зелёной скатертью. На скатерти стояли фрукты, несколько бутылок лимонада, тарелка с бутербродами.

Вокруг столика расставлены были четыре кресла. Одно из них пустовало, три других были заняты немолодыми мужчинами в тёмных парадных костюмах.

Бывший командир партизанского отряда Китин — мужчина огромного роста и богатырского телосложения — напоминал Илью Муромца в карнавальном современном костюме. Бывший начальник разведки Берёзов выглядел моложе всех, стройный, элегантный, без единого седого волоска на висках. Повар Фёдор Кузьмич Борин, добродушный, но судя по всему въедливый пенсионер, стоял рядом с Китиным и уверенно ему выговаривал:

— Это вы, Юрий Петрович, внукам моим расскажите, а мне не надо. Всё от питания, всё, как бывший повар вам говорю. Так что не жалуйтесь на свою родословную, она у вас в порядке. А животик, простите, вы себе сами заработали.

— Что ты мне всё выкаешь, — возмущённо отвечал Китин.

— Привычка, — отвечал Борин. — Вы — полковник, я — рядовой. Я вас даже во сне когда видел, и то на «вы».

— Одно у нас всех званье! — хмыкнул Китин. — Пенсионеры! Так что кончай «выкать».

— Попробую, — кашлянул Борин.

— Вот и пробуй, — пробасил Китин.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Берёзов. — Он тебя дразнит, а ты покупаешься, как ребёнок. Он тебе просто до сих пор простить не может, что ты у него Катерину увёл. Тогда, на танцах. Помнишь танцы в разведшколе? Вот и сводит счёты.

— Я?! — с притворной страстью возмутился Борин. — Это вам всем только так казалось, что он её у меня увел. На самом деле я только и ждал, кто меня от неё избавит!

— Хорошо маскировался! — сказал Берёзов.

— Как-никак разведшколу кончил! Хоть и по поварской части, — отшутился Борин. — Это я просто чудом спасся…

Им было весело друг с другом. Чувствовалось, что видятся они редко, но когда встречаются — рады друг другу, искренне, без притворства и далёких мыслей. Они молодели, глядя друг на друга, мальчишеская привычка «подначивать» товарища всплывала из подвалов памяти, они дружелюбно и беззлобно пикировались, хотя и чувствовалось иногда, что разговор идёт о ранах, когда-то обильно кровоточивших, а сейчас — за давностью лет — заживших и позабытых.

— Товарищи герои-ветераны! — торжественно объявила Вера, неизвестно откуда возникнув посреди зала. — Разрешите предъявить вам сюрприз дня!

Она нажала кнопку в стене, и бархатный занавес медленно начал раздвигаться.

Сцена была пуста. Посреди неё стоял улыбающийся Николай Иванович Усов.

— Ваш товарищ! Николай Иванович Усов! Которого вы столько лет считали погибшим — жив!

Вера была просто счастлива. Она смотрела на Николая Ивановича с таким восторгом, как будто именно её усилиями только что и была спасена его жизнь. На других гостей она не смотрела. А зря. Потому что стоило ей повернуть голову, и она бы увидела зрелище неожиданное и странное. А произошло вот что. Три боевых друга, вместо того, чтобы обрадоваться поразительному событию, свершившемуся на их глазах, не проявили даже тени оживления, увидев невредимого и здорового Николая Усова. Даже напротив. Они разом помрачнели, переглянулись, и непонятная тишина повисла над их головами после слов Веры. В тишине этой таился какой-то грозный, ещё не осознанный Верой ужас. И был он тем страшнее, чем веселее звучали детские голоса за окнами спортзала и чем беззаботнее блеяли флейты и трубы.