Исаак Фридберг - Арена: Пять новелл о человеческих странностях

— Извините, пожалуйста, — сказала Верочка. — Дети волнуются… Они так ждали этого дня… Готовились… Я им сказала про обед. Отказались… Ждут вас…

— Не обижайтесь, Вера, — с нежностью сказал Берёзов. Ему очень нравилась эта рано повзрослевшая девочка с пионерским галстуком на шее — может быть, о такой дочери он мечтал всю жизнь, кто знает? — Появились новые обстоятельства…

— Какие… — Верочка растерянно оглядела присутствующих, — обстоятельства?

— Николай Иванович Усов утверждает, — неторопливо выговорил Берёзов, — что Анатолий Румянцев, которому вы собираетесь открыть сегодня обелиск — предатель.

— Это невозможно… — прошептала Верочка.

— Неправда! — решительно вмешался в разговор Николай Иванович. — Я не говорил, что он предатель! Я сказал, он тоже знал дату высадки!

— Значит, — спокойно продолжил Берёзов, не глядя на Усова, — один из вас двоих — предал. Или ты, или он.

— Что же мне делать, — всхлипнула Вера. — Я не могу этого сказать ребятам… Не могу, и всё. Они целый год работали, заработали деньги на памятник… Пионерская дружина его имени…

— Я думаю, — мягко сказал Берёзов, — всё это ложь. Но обвинение выдвинуто… Николай Иванович Усов имеет на это право. Займите чем-нибудь ребят, вы ведь у нас умненькая, что-нибудь придумаете.

Берёзов погладил её по голове и закончил:

— Долго это не продлится. Так мне кажется…

Верочка ладонью утёрла слёзы, шмыгнула носиком и вышла. Белокурая головка сверкнула в косом луче солнца и исчезла в темноте коридора. Потом в отдалении хлопнула дверь… Звук удара пролетел по пустым, гулким коридорам, проскользнул в спортзал, взлетел к потолку, чуть заметно тронул паутину на люстре и умер. Паутинка ещё долго дышала, будто таинственный звук, пришедший из черноты коридора, умирая, оставил ей часть своей жизни. Впрочем, возможно, виной всему был зарядный сквозняк.

— Мы ждём, — сказал Китин.

— Доказательства в лесу. На базе. Как туда сейчас добраться — не знаю. Пешком нам не дойти.

— Добираться туда очень просто, — сказал Китин. — Дорога проложена на лесоразработки. В пяти километрах от базы — асфальт.

— Ну что ж, — Николай Иванович поднялся и пошёл к дверям.

— Ты куда? — вскочил следом Берёзов.

— Просить Верочку, чтоб дали машину, — усмехнулся Николай Иванович.

— Интересно, что мы там увидим, — резко сказал Берёзов. — Или надеешься по дороге придумать?

— Письма, — сказал, помолчав, Николай Иванович.

— Чьи?

— Моё и Толика Румянцева. Эта история с немцами нам с Толиком тоже казалась подозрительной. Мы прекрасно понимали: если один из группы работает на немцев, мы в капкане. Перед вторым «десантом» мы написали письма домой, Толя Румянцев и я. Заложили их в гильзу и спрятали недалеко от базы под камень. Договорились: кто останется жив, заберёт. Забрать никому не довелось.

— Смешно, — сказал Берёзов. — И камня того уже нет, тем более патронов.

— Гильзу запечатывали? — спросил Борин.

— Да, — сказал Николай Иванович. — Сургучом. Если бы знать…

— Как же ты жил? За письмом погибшего друга съездить не удосужился.

— Плохо жил, — сказал Николай Иванович. — Особенно после войны. Так плохо, что вряд ли ты поймёшь, если сам этого не испытал!

— Допустим! — рассмеялся Берёзов. — Ты же с Румянцевым дружил! Близким ему человеком был! А сейчас хочешь доказать, что он предатель?

— Ничего я не хочу доказывать, — спокойно ответил Николай Иванович. — Кроме того, что не я один знал день вашей выдуманной высадки. А если знали двое, могли знать и трое. И четверо. И все обвинения бессмысленны. Включая выстрел в спину.

Они выбрались через запасной выход. У парадных дверей огромным красно-белым цветником стояла пионерская дружина. Сверкала на солнце медь духового оркестра. Девочки пели, собравшись в кружок. Мальчишки играли в чехарду. Всё это напоминало атмосферу первомайской демонстрации, когда все уже собрались, а срок не наступил ещё, и возбуждённые колонны заполняют переулок, извиваясь, переливаясь красками, звеня голосами и музыкой.

Командир Китин махнул рукой, и четвёрка мужчин крадучись стала пробираться к лесу. Но далеко уйти им не удалось. Пионервожатая Вера заметила беглецов и через минуту настигла их.

— Эй! — сказала она задыхаясь. — Вы что, убегаете?!

— Вера, — смущённо вытянулся перед ней Китин. — Мы вернёмся через часок-другой. Нужно попасть на базу. Непременно.

— Ну уж нет! — решительно сказала Вера. — Я вас не отпущу. Я за вас перед райкомом комсомола отвечаю!

— Вера… — просительно улыбнулся Китин, словно действительно Верино разрешение было в этой ситуации решающим. Но сама Вера настолько не сомневалась в этом, что её уверенность просто подавляла окружающих.

— Хорошо! — сказала Вера. — Тогда я иду с вами!

— Прекрасно! — сказал Китин. — Теперь не заблудимся.

— Вы же тут два года жили? — удивилась Вера.

— Сорок лет прошло, — улыбнулся Китин. — Целая жизнь.

— Интересно, — вздохнул Николай Иванович. — Всё, как тогда. Четверо мужиков и девчонка. Идём на базу…

— Жаль, корзинки под рукой нет, — сказала Вера. — Ягод по дороге — тьма!

Они вышли на дорогу. Попутный автобус прихватил их. Ехали недолго — минут десять. Сошли. Нашли тропинку. Вошли в лес. Аккуратно одетые и обутые, отутюженные, накрахмаленные, похожие на дачников или пенсионеров на прогулке.

Дороги на бывшую партизанскую базу, естественно, не было. Тропинка петляла между огромных елей, спрыгивала на дно оврагов и осыпей, забиралась в дебри орешника. Узкая и вёрткая тропинка напоминала весенний ручеёк.

— Представляете, как нам трудно было? — между тем звонко докладывала Вера. — Доски нужны были, брёвна, а дороги нет. И рубить нельзя — тут у нас теперь заказник. Мальчишки всё на руках принесли, представляете?

— Представляем, — улыбнулся Николай Иванович.

— Вы не смейтесь, — обиженно нахмурилась Верочка. — Вам между прочим легко было — срубили ёлку и всё! А теперь запрещено!

— Разве мы смеёмся? — добродушно обнял её Китин. — Ваши мальчики — просто герои. Герои-акселераты! Мы понимаем!

— Нет, вы смеётесь, — грустно сказала Верочка. — Вы думаете, пионерская работа — это очень просто. А сейчас такие пионеры… В четвёртом классе про любовь всё знают…

— Я никуда не пойду! — вдруг сказал Усов. Он остановился, и всем пришлось остановиться: тропинка была узкая, а Николай Иванович шёл первым.

Берёзов и Китин переглянулись, Фёдор Кузьмич громко вздохнул и принялся растирать ладонью плечо — видимо, плечо побаливало.

— Как это ты никуда не пойдёшь? — вполголоса спросил Китин.

— Очень просто, — сказал Усов. — Не пойду — всё! Почему я должен идти? Что за рабская натура — подумать страшно. Что происходит? Я — оправдываюсь! Почему? Есть подозрение? Так ведь сначала это вы должны доказать ваши подозрения! Вы, а не я! Я вдруг подумал, отчего я иду?! И понял: оттого, что боюсь! Одного такого вашего подозрения боюсь! И когда, наконец, этот проклятый страх умрёт в наших душах, неужели никогда?!