Исаак Фридберг - Арена: Пять новелл о человеческих странностях

— …Осторожно… мины…

— Какие мины, — всхлипнула Вера, — что вы такое говорите, я же вам рассказывала, мы тут ягоды собирали…

— А это и называется счастьем… — прошептал Усов. — Счастье — замечательная вещь… Видишь… все мины унесли, а одна осталась… Ждала меня столько лет… Сам поставил… Хорошо поставил. Надёжно…

— Николай Иванович, родненький, успокойтесь, сейчас всё пройдёт. Нет здесь никаких мин, нет…

— Ничего не пройдёт, — прошептал Николай Иванович. — Ничего не проходит… Просто ты её не видишь, эту мину… И никто её не видит. А я вижу… Оттого и подорвался…

Лес молчал. Застывшая папоротниковая поляна напоминала уголок ботанического сада. Монотонно и звонко подавала свой голос кукушка — словно в насмешку предвещая бесконечную жизнь.

— Эй, — прошептала Вера. — Идите все сюда… Почему никто не приходит… так долго.

Голос вдруг отказал ей. Она хотела крикнуть — громко, истошно, — и не могла.

Лес — знакомый, обыкновенный лес её детства — лес, в котором собирают грибы и ставят палатки во время пионерских походов, этот самый лес вдруг показался ей чужим и страшным. Он таил опасность, его вольное, живописное пространство стало ловушкой, которая могла погубить всех. Это было глупо! Неожиданно! Незаслужен но! Всё так ладно и весело начиналось: оркестр, цветы, живой костёр из алых галстуков… Вера ждала праздника, она жила им, готовилась к нему долгие зимние месяцы, она ни на секунду не сомневалась, что всё будет именно так: цветы, улыбки, солнце — что же за праздник без солнца?

И вдруг — это мгновение. Всё изменившее, всё опрокинувшее. Вера ещё не могла себе этого объяснить, душа ещё не рождала нужных слов, да и мыслей не было других, кроме одной «что же делать?» Но уже появилось смутное, необъяснимое ощущение, что с этого дня жизнь её стала иной. Что-то пришло. А что-то исчезло в прошлом. Навсегда.

— Они нас найти не смогут… Я пойду за ними…

— Не уходи… — прошептал Усов. — Не уходи… Голос подай.

— Я не могу, — жалобно прошептала Вера. — Вы подождёте? Чуть-чуть? — бессмысленно спросила Вера. Она понимала глупость вопроса, но привычка чувствовать себя «маленькой» в присутствии взрослого седого мужчины сработала. И сорвался с губ этот детский вопрос. И в тот же миг Вера поняла смысл и суть той перемены, что свершилась в мире мгновение назад. До этого мгновения её собственная жизнь всегда была зависимой. От чужих жизней, чужих решений, чужих слов. И вот теперь, на холодной зелёной земле лежал человек, лежала другая жизнь, судьба которой зависела от её, Вериного решения. Вера в мгновение ощутила ответственность, приняла её на себя легко и просто — как улыбалась, плакала, смеялась. Такой у неё был характер…

Она увидела Берёзова. Он брёл по лесу, один, встревоженно ворочая головой по сторонам. Он не видел их.

Вера посмотрела на него глазами, полными любви, словно приход Берёзова мог что-то изменить в их положении. Почему-то она вдруг забыла, как его зовут и, отчаянно напрягая память, всё-таки никак не могла вспомнить. Оттого она растерялась ещё больше и голосом тонким, срывающимся до писка, крикнула Берёзову:

— Алло… Мы тут… Нам очень плохо…

Усов услышал шаги подошедшего человека и каким-то одному ему известным образом, не открывая глаз, тут же определил, что подошёл Берёзов.

— Ну что… — прошептал Усов. — Как тебе кажется… Это инфаркт… или опять симуляция…

— Молчите, ну молчите же, вам нельзя разговаривать! — прошептала Вера.

— Чепуха, — сказал Усов. — Теперь мне всё можно… Только это и осталось… Скорой помощи нет, и ещё долго не будет.

— Бегите за ребятами! — коротко приказал Берёзов.

— За… какими ребятами? — растерянно спросила Вера.

— Да за нашими! Неужели непонятно? Надо его тащить к дороге! Я пока веток наломаю!

— Подожди с ветками… — прохрипел Усов. — Гильзу достань… под камнем…

— Подождёт, — отрывисто бросил Берёзов.

— Костя… — прошептал Усов. — Она подождёт… Я… не могу ждать.

— Хорошо, — быстро ответил Берёзов. — Где?

— Здесь, — прошептал Усов. — Около моей руки…

Берёзов осторожно отодвинул от камня руку Николая Ивановича и перочинным ножом начал подкапывать камень.

Когда Вера вернулась вместе с Китиным и Фёдором Кузьмичом, Берёзов как раз закончил раскопки. Ржавая гильза, похожая на бесформенный комок глины, оказалась у него на ладони.

— Конец мне, ребята… — прошептал Усов. — Теперь всё будет правильно. А то могила здесь… а я — там… Непорядок… Наконец встретимся…

— Да что вы говорите, — всхлипнула Вера. — Вы ещё сто лет проживёте.

— Нашёл… гильзу? — прошептал Усов.

— Нашёл, — сказал Берёзов. Он сдавил пальцами гильзу, и она рассыпалась, словно была слеплена из песка.

Вера торопливо подставила ладони, торопясь поймать хоть несколько крошек ускользающего, исчезающего во мху прошлого.

Несколько коричневых, напоминающих хлебные, крошек упало ей на ладонь.

Берёзов отряхнул руки, ржавчина прилипла к коже, и Берёзов задержал руки на весу, словно не знал, что с ними делать.

— Прочесть что-нибудь можно?.. — не открывая глаз, прошептал Усов.

— Можно, — сказал Берёзов.

— Слава богу… — прошептал Усов и умолк.

Чувства, которые Вера испытывала к Берёзову, вряд ли можно было определить одним словом. Конечно же, на первом месте стояло уважение к герою войны, уважение, появившееся в Вериной душе раньше, чем она начала осознавать себя. А с другой стороны, природная чуткость, дарованная ей судьбой, передала ей ту едва уловимую неприязнь, которую испытывали к Берёзову Усов и Китин. Простой и по-житейски гармоничный внутренний мир этой девочки был смущён противоречивым отношением к Берёзову. Вера — скорее всего бессознательно — мучилась из-за этого. И вот сейчас, услышав всепрощающую ложь Берёзова, в той душевной борьбе, которую Вера вела сама с собой «за» и «против» Берёзова, восторжествовало «ЗА» и чувство обретённой гармонии на какой-то миг заслонило все другие чувства: страх, бессилие, боль…

— Коля, — сказал Берёзов. — Я её любил… Как умел, конечно… Я хочу, чтоб ты знал… Сорок лет прошло, а я ни разу не был счастлив, как тогда. Ужасно, да?.. Война, смерть… а я был счастлив… И больше никогда… Знаешь, как это страшно?

Усов молчал.

— Ты мне веришь? — прошептал Берёзов.

— Верю… — сказал Усов.

— Что вы все молчите?! — вдруг крикнул Берёзов. — Как будто я один виноват! Мы все вместе стреляли ему в спину! Все! И ты! И ты! Все! Что же вы смотрите на меня, будто я один виноват?!

— Никто не виноват, Костя… — прошептал Усов. — Время такое было. Я бы тоже выстрелил… если б мне сказали, что ты враг…

Вера вздрогнула, повела головой, словно хотела что-то сказать, но не решилась.