Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

А старик, потягивая горький дым чубука, с волнением оглядывался вокруг, боясь, как бы кто не подслушал их разговор. Сулейман понял, что отец всерьез встревожился, умолк и снова погрузился в чтение. Временами он насмешливо улыбался, иногда хмурил брови и что-то шептал.

Мухтар смотрел на Сулеймана и видел, как его волнует прочитанное. А тот, неожиданно обратившись к нему, сказал:

— Эх, братец, мы с тобой счастливые люди, в такое время живем! — Обнял его за плечи, крепко прижал: — Скорей бы доехать до Баку! Там жизнь будет куда веселей, чем сейчас…

Неожиданно и тревожно задребезжал станционный колокол. Толпа пришла в движение, все заволновались. Чей-то громкий голос обрадовал людей:

— Поезд! Поезд!

Все засуетились. У каждого одна мысль в голове: скорей захватить место! В этой суматохе, неразберихе выделялся человек в штатском костюме. Это был депутат парламента, гянджинский землевладелец. Он торопливо бежал вдоль платформы и громко кричал:

— Братья, соблюдайте порядок. Прошу вас, господа! Поезд без вас не уйдет! Соблюдайте порядок.

Но разве его слушали!.. Людям было не до его призывов! Нет! Они лезли в вагон даже через окна. Вскоре вагоны были так забиты, что казалось, трещат стенки. Под звуки оркестра поезд отошел от платформы и двинулся в город Гянджу — в самое гнездо буржуазных националистов и махровых реакционеров.

— Видишь, парня без билета посадили да накормили вдобавок. Вот что значит свои, мусульмане!.. — сказал один из попутчиков.

Сулейман при отце не стал вступать в пререкания и только усмехнулся.

Националисты Гянджи с особым торжеством приняли эшелон с единоверцами: это способствовало разжиганию национально-религиозной вражды между Грузией и Арменией.

Перрон был переполнен богато одетыми господами, муллами в белых чалмах, мусаватистами, английскими солдатами и офицерами. Как только поезд остановился, пассажиров вежливо пригласили выйти из вагонов и совершить торжественную молитву-намаз в честь спасения от насилия иноверцев. Затем роздали пачки английских газет, банки с консервами, рафинад.

Мухтар и Сулейман остались в вагоне. Они отказались от молитвы.

— Мы здесь отдадим свою дань аллаху, — успокоил отца Сулейман.

Вернувшийся с продуктами отец стал укорять Сулеймана:

— Сам стал гяуром, безбожником, и еще мальчишку портишь, а он ведь ходжа! Посмотри, какие мы с матерью продукты получили! Есть еще на свете добрые люди.

— Успокойся, отец, мы здесь совершили намаз! — сказал Сулейман и, повернувшись к Мухтару, добавил: — Правду я говорю?

Не желая врать, Мухтар молча улыбнулся.

— А продукты и нам с тобой получить не мешает. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Пойдем? — Сулейман с Мухтаром вышли из вагона и направились к вагонетке, возле которой распоряжался толстопузый гянджинский бек, депутат парламента.

— Вы что, кажется, по второму разу получить хотите? — подозрительно спросил он Мухтара и Сулеймана.

— Что вы, бек, мы задержались на молитве, мы вот из этого вагона, — Сулейман смиренно показал на свой вагон.

Бека вдруг осенила какая-то мысль. Он скользнул по Мухтару взглядом, положил ему руку на плечо, закатил глаза к небу и, обращаясь к людям, окружавшим вагонетку, завопил:

— Посмотрите, правоверные, на эти тощие руки, на торчащие лопатки, на его усталые, голодные глаза. Вот до чего довели наш народ армяне и грузины! Аллах, ты все видишь, ты могуч и ты наш покровитель! — И, повернувшись к раздатчику, скомандовал: — Дайте ему двойную порцию. Пусть этот несчастный хоть теперь досыта наестся!

Услужливые помощники депутата стали совать Мухтару консервы и пригоршни сахара.

— А такому богатырю, как ты, — обратился толстяк к Сулейману, — следовало бы вступить добровольцем в пашу армию.

— Я только об этом и мечтаю, ваша честь! — совершенно серьезно отвечал Сулейман. — Отвезу старую мать, отца и братишку к родственникам в Баку и немедленно последую вашему совету.

— Вот пример, достойный подражания. Люблю таких молодцов! — воскликнул депутат и, повернувшись к помощникам, приказал: — Ему тоже двойную порцию, его сила нужна нашему Азербайджану!

Мухтар и Сулейман вернулись в вагон и, от души посмеиваясь, стали раскладывать на полке полученные продукты.

— Вот видишь, отец, — пошутил Сулейман, — какой нам почет, а ты нас чуть ли не в безбожники записал!

Старик пробормотал что-то под нос, а потом сказал жене:

— Убери продукты, нам еще долго ехать.

Когда поезд отошел от станции, к ним подсел незнакомый молодой парень. Посидев несколько минут, он поднялся с места и, оставив на скамье какую-то свернутую в трубку бумагу, направился к дверям вагона.

— Эй, приятель, — крикнул ему вслед Сулейман, — ты что-то забыл.

— Ничего, оставьте себе! — ответил парень через плечо и вышел в тамбур.

Сулейман развернул бумагу. «Бог ты мой», — молча удивился он: в его руках было обращение Гянджинского комитета Коммунистической партии большевиков. В листовке сообщалось о разгроме армии Деникина, о провозглашении советской власти в Дагестане и о том, что на помощь рабочим и крестьянам Азербайджана идет Красная Армия. «Трудовой люд Армении, Грузии и Азербайджана никогда не питал вражды друг к другу и не собирается начинать братоубийственную войну, — говорилось в обращении. — У народов Закавказья и у нас — партии коммунистов — единая цель: изгнать всех иностранных захватчиков, освободиться от ига беков, заводчиков и фабрикантов». Закапчивалось обращение призывом готовиться к последним решающим боям с буржуазными националистами-мусаватистами и интервентами и сплачивать силы братских народов Грузии, Армении и Азербайджана в борьбе за создание в Закавказье советской власти.

Душа Сулеймана ликовала. Однако он спокойно и аккуратно сложил листовку и спрятал ее в карман. Короткие сумерки быстро сменила ночь. Было поздно. Мухтар, охваченный своими думами, сидел у окна и всматривался в темноту. Спать ему не хотелось. За окном вагона где-то вдали пылал огромный костер, бушевало пламя. Были отчетливо видны багровые отблески зарева.

— Смотрите… смотрите, кажется, горят дома! — крикнул Сулейман и вместе с другими пассажирами бросился к окну. — Большой особняк горит — наверно, крестьяне жгут бекское имение, — сказал Сулейман, глядя в темноту.

— Дядя Сулейман, мусаватисты — враги большевикам? — шепотом спросил Мухтар.

Сулейман улыбнулся и утвердительно кивнул головой.

— А когда мы приедем в Баку?

— Утром, если все будет благополучно.

— Если можно, расскажите мне немного о Баку. О нем много говорят, но я не знаю, что это за город.

— А что ты слышал?

— Еще в Тебризе мне рассказывал один жестянщик, его звали Али-Мамед, что в Баку было правительство рабочих и крестьян, но пришли османцы, а после англичане. Они захватили и убили много хороших людей, большевиков.