Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Хозяин мой Ага-Гамза скряга из скряг, — говорил Карим. — Если он узнает, тут же вычтет все из моего жалованья… И выгонит нас обоих. А Баку — это тебе не Багдад… Скоро наступят холода, и тебе придется туго. Десять — двадцать градусов! Плюнешь, а вместо плевка — лед. У лошадей ноздри замерзают… А когда подует с Каспия, то на проводах будут висеть обледеневшие воробьи. Люди насидятся без воды и без света!

Карим нарисовал такую картину, что при одной мысли о грядущей зиме у Мухтара мурашки забегали.

— Зимой, видно, хорошо тем, кто работает в бане. Там и ночью и днем тепло… — серьезно сказал он.

Карим расхохотался. Этот парень был на несколько лет старше Мухтара. За эти дни Карим успел полюбить Мухтара за услужливость и доброе сердце. Карим видел, что он ни с кем не общается, никуда не бегает, а сидит то у чайханы, то у пекарни Мешади-Касыма, как каменное изваяние, и шустро откликается на любые просьбы. Карим услышал, как он сказал вчера Сулейману, когда под звуки военного оркестра хоронили какого-то высокопоставленного генерала: «Я не люблю богачей. Они жестокие люди».

Был конец октября 1919 года. Шел десятый день пребывания Мухтара в Баку. Рано утром пришел Сулейман. Он был в хорошем настроении. Он с ходу крепко обнял Мухтара за плечи и сообщил:

— С работой все в порядке, ночевать в чайхане тоже больше не будешь… Я устроил тебя у одной доброй старушки… Пойдешь сейчас со мной.

— Пойдемте! — с радостной готовностью ответил Мухтар.

— Напьетесь чаю и пойдете, — сказал Карим, озабоченно оглядывая юношу. — Замерзнешь ты в одной рубашке, ветер, холодно.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — сказал Сулейман. — Пойдем!

Мухтар грустно посмотрел на Карима. Тот, заметив огорчение юноши, с нежностью подумал: «Хоть ты мне и не родной брат, а полюбил я тебя, как родного». Он быстро снял с себя безрукавку из овечьей шерсти и насильно надел на Мухтара.

— Вот теперь тебе будет тепло. Иди!

— Спасибо тебе, Карим, за доброе сердце. Но он не скоро замерзнет, — смеясь, сказал Сулейман. — В его жилах течет арабская кровь.

— Кровь-то кровью, а все же лучше быть тепло одетым. Простудится, заболеет, а нам будет совестно, что не уберегли гостя из далекой пустыни.

Сулейман выпил один за другим пару стаканов чая и поднялся. За ним встал и Мухтар.

— Подождите, еще рано.

— Некогда, Карим, нас ждут…

— Ну, если так, идите, — согласился Карим.

Мухтара тронула забота Карима. От души поблагодарив его, он последовал за Сулейманом. И когда они вышли на улицу, Мухтар сказал:

— Поверьте мне, я очень благодарен вам… Я буду трудиться. Мне стыдно есть ваш хлеб. Я привык работать. Сумею прокормить себя.

Слова Мухтара показались Сулейману обидными, но в то же время он был доволен тем, что парень так самостоятелен.

— Ладно, — сказал Сулейман. — Будешь сам себя кормить… Но имей в виду, что я не собирался подавать тебе милостыню. Мы с тобой товарищи. А настоящие товарищи должны помогать друг другу. И вообще я еще слишком мало сделал для тебя, чтобы благодарить меня…

Мухтар признательно посмотрел на Сулеймана.

— Спасибо тебе, — улыбнулся юноша. — Спасибо! — повторил он.

Легонько обняв Мухтара, Сулейман продолжал:

— Будешь работать вместе со мной в типографии. Но идти туда еще рано, пойдем пока на набережную, я тебе кое-что покажу.

Они медленно спустились вниз, к торговому ряду, и вышли на бульвар, протянувшийся вдоль набережной. Здесь у пристани стояли торговые и военные суда. Около них толпились белогвардейцы.

— Помнишь, ты спрашивал меня о деникинцах, — шепнул Сулейман на ухо Мухтару. — Вот они. Большевики разбили их в Дагестане. Теперь они думают удрать в Иран или еще куда-нибудь.

В это время мимо них прошла небольшая группа цветных английских сипаев. Они направлялись к миноносцу, стоявшему под английским флагом. Сулейман подмигнул Мухтару. Тот понимающе улыбнулся.

— Видишь, и эти удирают… — с ликованием в голосе сказал Сулейман. — Нет такой силы, которая устояла бы против нас!

Мухтар догадывался, что Сулейман многого недоговаривает. Увлеченные прогулкой и своими разговорами, они даже не заметили, как быстро прошло время. Поднявшееся над городом солнце окончательно привело их в хорошее настроение. Дойдя до конца бульвара, они свернули в губернаторский сад и поднялись вверх, к Николаевской улице. Был уже одиннадцатый час, когда они вошли в кабинет Джафара Эмин-заде. За большим письменным столом сидел сам хозяин кабинета. Он ведал хозяйством главной газеты мусаватистской партии «Азербайджан».

— Джафар-бей, — почтительно обратился к нему Сулейман, — вот тот самый парень, о котором я говорил вам.

Тот, продолжая писать, с минуту молчал, не поднимая головы.

Мухтар в ожидании ответа не спускал с него глаз: это был тучный, с виду флегматичный азербайджанец средних лет, тщательно выбритый, с густыми усами и в пенсне с золотой цепочкой. На столе дымилась сигара. Наконец он положил ручку, поднял голову от письменного стола и молча задержал взгляд сначала на Сулеймане, а затем, словно желая получше рассмотреть Мухтара, снял пенсне и белоснежным платком долго и старательно протирал толстые стекла. Потом надел пенсне и, с подчеркнутым равнодушием глядя на юношу, спросил:

— Работу ищешь?

— Да, эфенди! — ответил Мухтар, комкая в руках шапку.

— Ну что ж, это неплохо, всем надо трудиться… Нам люди нужны. Именно такие рабочие, как ты. За нелояльное отношение к нашей газете, — с важностью произнес он, — я вчера уволил троих. — Толстыми пальцами провел по усам, разглаживая их, и, уставившись на Мухтара, спросил: — Ты кто, турок?

— Нет, нет, бей-эфенди, он не османец… а истинный мусульманин. Расскажи, расскажи господину о себе. — Сулейман подтолкнул Мухтара вперед, к столу. — Не бойся, господин нашей веры, он тоже исповедует ислам…

Мухтар вспомнил все, чему Сулейман учил его по дороге в редакцию.

— Отца моего убили дашнаки, мать умерла, — начал он, с трудом подбирая азербайджанские слова. — Я работал в Тифлисе в типографии чернорабочим… Когда грузины разгромили типографию моего хозяина, мы вместе с моим другом решили уехать в Азербайджан. Мне скоро исполнится пятнадцать лет, работать я привык, можете не беспокоиться, не огорчу вас… Вот все, я кончил.

Мухтар говорил и время от времени украдкой посматривал на Сулеймана, тот одобрительно кивал головой.

— Нам нужен посыльный. Можешь еще продавать газету. Думаю, этот заработок тебе не помешает. — И, немного помолчав, сказал: — Ты должен внести залог за те газеты, что получишь для продажи.

Мухтар взглянул на Сулеймана. Его взгляд говорил о том, что у него ни единого гроша в кармане.

— Бей, за парня я ручаюсь. Я могу за него внести залог. А потом он будет расплачиваться сам.