Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

И он начал говорить о том, о чем болела его душа. Его не перебивали, и, когда он кончил, зал зашумел, раздались аплодисменты, крики:

— Записать! Записать!

— Он хороший парень, запишите его!

Акперу с трудом удалось вернуть Мухтара на свое место.

— Дорогие товарищи! — обратился Акпер к собравшимся. — Сегодня наше бюро решило представить на утверждение собрания заявления нескольких наших молодых товарищей, которые бесстрашно боролись за нашу советскую власть, за коммунизм, за дело великого Ленина. Среди них Мария Кудрявцева — корректор, Раджаб Салман — наборщик, Армен Багдасарян — грузчик, Александр Гришин — кассир и наш товарищ Мухтар из Багдада. Встань еще раз, покажись всем, товарищ беглец, — не удержался Акпер и тут.

Мухтар встал. Он с обидой посмотрел на Акпера и во весь голос крикнул:

— Товарищи мои, товарищ Акпер шутит, я бывший беглец!

Раздались аплодисменты. Акпер рассмеялся.

— Ставлю на ваше рассмотрение заявление Мухтара ибн Хусейна, — продолжал он. — Уже не один месяц, как он связал свою судьбу с нашей революцией. За то время, что мы с ним знакомы, парень показал себя смелым, находчивым, преданным. Бюро рекомендовало его в члены нашего Союза коммунистической молодежи!

— Голосую, — сказал председатель. — Кто за то, чтобы Мухтара ибн Хусейна принять в ряды Коммунистического союза молодежи Азербайджана, прошу поднять руки!

Как во сне слышал Мухтар голос ведущего собрание.

Лес рук дружно поднялся вверх.

— Единогласно! — воскликнул председатель и повернулся к Мухтару: — Поздравляю тебя, товарищ Мухтар!

Мухтар встал.

— Товарищи! Я, ваш товарищ Мухтар, от всего сердца говорю — спасибо вам! Да здравствует это собрание! Да здравствует Красная Армия и советская власть! — неожиданно для всех и самого себя произнес он.

Аплодисменты заглушили конец речи Мухтара. Закрыв от волнения лицо руками, он сел на место.

Обращаясь к залу, Акпер весело крикнул:

— Хочу сообщить еще одну радостную весть: в Баку открываются рабочие факультеты и политические школы для комсомольского актива, а кое-кого, может быть, пошлют на учебу даже в Москву!

Во время перерыва Мухтар, выбрав удобную минуту, нашел в президиуме Акпера.

— Акпер, ты же мой хороший товарищ, прошу тебя, не забывай обо мне… — сказал он. — Я учиться хочу, мне очень нужно учиться. Ты помнишь, я начал с тобой говорить. Я должен вернуться в Багдад образованным человеком.

Революция согрела Мухтара первыми своими лучами. Он сел за парту школы политучебы при ЦК Компартии Азербайджана, стал слушать лекции известных коммунистов Алейдара Караева, Дадаша Бунят-заде, Агамали Алиева, Мирзы Давуда Гусейнова. Они рассказывали о сущности советской власти, о коммунизме, социализме, Карле Марксе, о Ленине, о ближайших задачах молодого Советского государства.

Дом, в котором находилась школа, принадлежал раньше богатому бакинскому мусаватисту. В его огромных залах с каминами жили и учились тридцать молодых людей. Окна дома выходили на бывшую главную Николаевскую улицу и губернаторский сад, за которым искрился бескрайний Каспий.

Мухтар любил сидеть на подоконнике и смотреть на море.

Курсы находились рядом со зданием, где разместился Центральный Комитет. Мухтар частенько забегал туда и быстро перезнакомился со всеми.

В первых числах июня Мухтар стоял перед комиссией по распределению. «Хочу учиться дальше, но вначале прошу отправить меня на фронт», — обратился он к ней с просьбой.

— Тебе было бы неплохо поехать в Гилян. Там сейчас установлена республиканская власть и сформировано революционное правительство. Создается и Союз революционной молодежи Ирана.

— Я хочу воевать за угнетенных. Куда пошлете, туда и поеду!

Ответ Мухтара пришелся по душе членам выпускной комиссии.

Войска Деникина, потерпев на Кавказе поражение, спасались бегством. Одни пробрались в Турцию, другие — в Закаспийские степи. Большая часть белых вместе с английскими интервентами под командованием генерала Дюнстервиля, захватив торговые и военные суда Каспийского флота, окопалась в портовом городе Ирана Энзели, который был превращен английским командованием в базу снабжения контрреволюционных сил, ведущих борьбу против Советской России.

Возвращаясь назад, необходимо напомнить, что в Баку 18 мая 1920 года, спустя двадцать дней после восстановления советской власти, корабли красной России неожиданно появились перед Энзели. Английские и белогвардейские военачальники, захваченные врасплох, в наспех надетых мундирах бежали из города, оставив свои позиции и пятнадцать судов, а также огромное военное имущество. После взятия Энзели наемные цветные колониальные войска отказались вступать в бой с красным десантом, который стремительным броском, беспрепятственно несся вперед, заставляя английских оккупантов покидать города один за другим. Был взят центр гилянской провинции, город Решт, и за весьма короткий срок очищена провинция Гилян.

Воспользовавшись смелым рейдом красных войск, патриоты-националисты Гиляна — дженгельцы, воюющие против шахских сатрапов, и коммунисты Ирана вышли из подполья и приняли деятельное участие в гилянском революционном движении. Они создали свои боевые части, взяли власть в свои руки, и в Гиляне образовалось временное правительство и реввоенсовет Гилянской республики, которые вступили в борьбу с шахским правительством.

В начале июля Мухтар с мандатом от Совета молодежи Востока прибыл в город Решт в распоряжение областного комитета Союза революционной молодежи Гиляна.

С первых дней своего пребывания в Гиляне он окунулся в кипучую революционную борьбу против английских оккупантов и внутренних контрреволюционных сил. Вместе с частями красных отрядов Гилянской республики юноша совершал походы в разные концы провинции, выступал на солдатских митингах, на молодежных собраниях, по мере своих сил и умения разъяснял, почему феодалы, помещики, буржуазия поддерживают английских колонизаторов и что несет победа революции над интервентами и реакционерами.

Изменился и внешний вид Мухтара: он, как заправский боец, был одет в легкий френч цвета хаки и галифе. На отложном воротничке френча — красные петлицы в виде ромба, а ноги туго перехвачены солдатскими обмотками. Грудь перекрещивали ленты с патронами, а через плечо был перекинут казачий карабин. Теперь Мухтар снова носил кисву — головной убор арабов — пестрый большой платок с каймой, перехваченный на голове жгутом. А на седле своего коня прикрепил небольшой лук из крепкого миндального дерева, который смастерил сам.

— Вы ничего не понимаете, — отвечал Мухтар товарищам, подшучивавшим над этим допотопным оружием. — Лук стреляет без шума, делает руки сильными, а глаза острыми.