Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Долго сидел он на широком подоконнике и смотрел во двор. Но дремлющая в осенней дымке ночная Москва ничего утешительного пока не обещала. И он опять с досадой возвратился на свой топчан и вытянулся на набитом соломой мешке, заменявшем матрац. Нет, сна не было. Он лежал, приковав глаза к потолку, и думал, думал о близкой радости: встрече с Лениным. Ему казалось, что он бросится к Ильичу, обнимет его, поцелует, как родного отца, и расскажет о своей жизни, о Багдаде, о сиротском доме, обо всем, что пришлось ему пережить, пока он добрался до России. Если бы не строгий запрет руководителя делегации, Мухтар давно бы покинул свой топчан и бродил по Москве. Москва — это не Баку, не Энзели, не Тифлис. Москва — город, куда он стремился больше двух лет, город, где живет Ленин, а с ним связаны все его надежды на будущее. Нельзя вести себя, как ему вздумается, — здесь центр, штаб революции… Советской власти!

И он терпеливо лежал, и перед его глазами, словно гонимые ветром, летели страницы книги его жизни. Чтобы успокоить себя и скоротать время, он стал сочинять песню:

Утром первым проснулся Акпер. Мухтар сидел, прижав колени к груди, и тихо-тихо что-то шептал себе под нос.

— Ты что, молитву читаешь?

— Я уже сочинил песню. Хочешь услышать?

И, не ожидая его согласия, продекламировал.

— Хорошая песня, — похвалил Акпер. — Возьми карандаш и бумагу и сейчас же запиши.

Мухтар с кислым выражением лица махнул рукой и, как бы немного важничая, произнес:

— Что ты, у меня в голове их столько, что с утра до вечера придется писать…

— Ну и что! Ради хорошего дела можно и сутками сидеть. Если у тебя есть божий дар, ты должен обязательно развивать его… Революции нужны не только бойцы, но и художники, поэты.

— Сапожники тоже! — воскликнул, проснувшись, Сергей…

Раздался общий хохот.

— Чего вы смеетесь? Разве не сапожники обувают Красную Армию?

Из-за двери донесся голос Наташи:

— Ребята, можно к вам?

— Можно, можно!

Вошла Наташа. Она была в красной косынке, в черных брезентовых сапогах и черной, почти новой кожаной тужурке. Белоснежная кофточка с синим бантиком не только очень шла к ее лицу, но делала его еще красивей.

— Как можно столько дрыхнуть?! Поднимайтесь!

Мухтар не успел одеться и был в бязевых кальсонах. Он отчаянно смутился. Согнувшись крючком, стал завязывать у щиколоток тесемки. Одеяло сползло с его плеч, и Мухтар, окончательно растерявшись, свалился с топчана. А Наташа в эту секунду посмотрела на его светло-кофейную кожу и в душе позавидовала его красивому загару. Девушка сделала вид, что ничего не заметила. Ей хотелось подойти к нему сзади, взъерошить его густую вихрастую шевелюру, но, боясь испортить ему настроение, она раздумала. Села за длинный стол и, закрыв глаза, обращаясь к товарищам, сказала:

— Сережа, Акпер, одевайтесь, надо идти завтракать и — в город. Скорее на Красную площадь!

Мухтар торопливо натянул серые брюки из грубой шерсти, в которых он щеголял еще в рядах красных ополченцев Гилянской республики, вышел из комнаты, аккуратно, затянул обмотки, умылся и, вернувшись, накинул полуфренч с большими накладными карманами и блестящими бронзовыми пуговицами. Быстро прикрыл одеялом свой топчан, кое-как причесал копну непослушных черных волос и возбужденно воскликнул:

— Я готов, Наташа! Можем идти!

Обернувшись, Наташа улыбнулась и подумала: «Он скорее похож на красивую девушку, чем на бывшего бойца красного Гиляна».

— Что так смотришь на меня? — смущенно спросил Мухтар.

Наташа давно заметила, что юный араб не выдерживает ее взгляда, смущается. Правда, он старался скрыть от нее свое волнение, но это ему удавалось редко. А впрочем, не только Мухтар — все ребята любовались ее красотой. Ее глаза всегда сияли, лучились добротой. Неожиданно Наташа с грустью сказала:

— Ты же, мой дорогой, в этом мундире пропадешь, простудишься. — Жестом руки показав на двор, добавила: — На улице сегодня холодно.

— Ничего, не умру. Я вчера видел, как ходят беспризорники на улице, почти голые.

— Ты на них не смотри. Они закаленные. — Она подошла к нему и протянула свой длинный цветной шарфик. — Давай-ка я обмотаю им твою голову, сделаю чалму. Никто не догадается, что это не настоящая чалма. Подумают, что ты из Индии.

Но Мухтар остановил ее. Сердце его трепетало. Его волновали ее голос, нежные, как утренние мелодии пустыни, голубые глаза.

— Нет-нет, — запротестовал он. — Никакой чалмы. Я буду так, как есть.

— Мы достанем тебе теплую шапку.

— С красной лентой?

— С какой еще красной лентой?

— Как у партизан. У них пришита красная лента наискосок.

Мухтару хотелось предстать перед Лениным в том виде, в каком он был на фронте, в Гиляне. Но ребята убедили его, что Владимир Ильич, если они попадут к нему, и без ленты поверит, что он воевал…

В это время принесли газету. Пробежав глазами первую страницу «Правды», Сергей, обращаясь к Мухтару, громко воскликнул:

— Эй, араб, смотри, и в твоем Багдаде народ поднялся на борьбу. Бьют английских колонизаторов… В городах Самава и Кифль разбиты отборные части английских войск.

— Ура! — закричала радостно Наташа. — Мухтарчик, и твоя родина скоро освободится, вернешься в родной Багдад.

Схватив парня за плечи, она стала кружить его.

— Веселись, мой мавр, радуйся! Что ты вдруг стал таким букой?

— Никуда я сейчас не поеду. Мне надо учиться, — сказал он, освободившись из рук Наташи.

— Не только тебе. Всем нам надо учиться. И все же ты должен радоваться. А ты так спокойно отнесся к этому известию.

— Наверное, товарищ Ленин помог нашим революционерам? — с волнением обратился он к Сергею. — Можно мне спросить его об этом?

— Конечно, можно, — подбодрил Акпер.

— Ну, ребята, пошли есть, — позвала Наташа, — а то столовую закроют.

— О, шикарный завтрак! Сладкий чай, две галеты, овсяная каша! — воскликнул Акпер. — Я бы не прочь заодно и пообедать.

— Можно подумать, ты все время о еде помнишь, — заметила Наташа.

— А как же, без пищи и голова не будет работать.

Мухтару было не до шуток. Он встал, собрал все тарелки и ложки, отнес их и торопливо вернулся к своим друзьям.

— Ну, пойдемте же!

— Если уж ты так спешишь, то пойдем, — и Наташа протянула ему руку.

Мухтар на миг задержал взгляд на ее руке, а когда поднял голову, его глаза встретились с глазами девушки. Мухтар растерялся. Ему было очень не по себе. Наташа заметила его смущение. «О мой мавр! Какой же ты красивый, чистый, горячий», — подумала она и, желая как-то успокоить его, сама взяла его под руку: