Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Время от времени аскеры с криками и руганью врезались в толпу, стремясь очистить дорогу, но уже через минуту толпа снова смыкалась плотной стеной.

Мухтару не стоялось на месте. Расталкивая локтями людей, он спешил пробраться к началу каравана, туда, где на черном коне ехал султанский генерал — паша, в красной феске, с длинной черной бородой и бравыми, лихо подкрученными кверху усами.

Генерал злобно и вместе с тем тревожно посматривал на скопище людей, не скрывавших своей ненависти к туркам, то и дело оглядывался назад, подзывал своего адъютанта, ехавшего в нескольких шагах от него, и отдавал ему какие-то приказания.

А ропот толпы все нарастал, все громче и громче становились рыдания женщин, все отчетливее слышались возгласы: «Надо задержать караваи!», «Они всё увозят из Багдада!», «Мы умрем с голода!»

Неожиданно, растолкав толпу, вперед вышла высокая седая женщина в выцветшем зеленом платке и закричала:

— Женщины!.. Наши мужья одели чадру трусости и не думают о детях и женах!.. Не дадим туркам ограбить нас, остановим караваны. — Она выбежала на середину улицы и широко раскинула свои худые руки, преграждая путь каравану. — Проклятые! Вы увозите хлеб наших детей! Только через мой труп! — кричала она исступленно.

Вся площадь пришла в движение, загудела тысячами голосов: «Остановить караваны!.. Не дадим нашего хлеба!.. Не дадим!..»

Генерал на секунду опешил. Резко дернув уздечку, он вздыбил коня и, обернувшись к конвою, громко отдал команду:

— Каждого, кто приблизится к каравану, рубить!

А сам направил своего коня прямо на женщину в зеленом платке.

Но старая арабка не сдвинулась с места.

Лицо генерала перекосилось от ярости.

— Прочь с дороги! — завопил он.

— Нет, не уйду!.. Не уйду! — громко ответила женщина, глядя в упор на генерала. — Лучше приму смерть от сабли, чем от голода.

Генерал взмахнул плеткой, со свистом опустил ее, и на лице у женщины вздулся кровавый рубец. Но она не шелохнулась, не проронила ни звука.

Толпа ахнула. Мухтар весь задрожал от охвативших его гнева и возмущения. Он на секунду представил себе на месте этой женщины свою мать и так впился пальцами в дубинку, что у него посинели ногти.

Генерал рассвирепел вконец. Он рванул из кобуры револьвер, но… выстрел раздался совсем в стороне, откуда-то из толпы… Генерал как-то странно дернулся, покачнулся и стал медленно валиться с лошади.

Толпа отшатнулась назад. А женщина в зеленом платке и сейчас не тронулась с места. На мгновение воцарилась страшная тишина. Ее нарушил голос старой арабки.

— Вот как поражает аллах! — воскликнула она. — Он все видит!

— Верно, от кары злодей не уйдет! — поддержал ее кто-то из толпы.

В этот миг адъютант, хлопотавший около убитого генерала, снова вскочил на коня и, обнажив саблю, с громкой бранью кинулся к женщине.

Мухтар на секунду остолбенел, потом, не помня себя, рванулся вперед и что есть силы метнул дубинку прямо в голову турецкому офицеру. Тот выпустил из рук саблю и поводья и, согнувшись, схватился за голову. Меж пальцами у него потекла кровь. Конь стал.

Кто-то схватил Мухтара за ворот рубахи, потянул назад и спрятал за спины людей.

Гудящая толпа стала теснить караван. И тут случилось самое страшное. С криком «Ия аллах!» аскеры бросились на толпу. Послышались вопли ужаса, детский плач, стоны, проклятия. Люди, обливаясь кровью, падали под ударами сабель.

И вдруг, заглушая конский топот и крики людей, раздался громкий клич:

— Бей османцев!

Призыв подхватили сотни голосов. В аскеров полетели камни. Не ожидавшие этого турецкие всадники растерялись. Они понимали, что их силы слишком невелики, чтобы отразить натиск разъяренной толпы. И они стали отступать. Но было уже поздно. Воспользовавшись замешательством конвоя, багдадцы бросились на аскеров. С криком: «Долой грабителей!» — они стаскивали их с лошадей и тут же обезоруживали.

Завязалась кровопролитная схватка. В ход были пущены кинжалы, палки, лопаты. Были и такие ловкачи, которые одним броском аркана снимали всадников с седла и, свалив на землю, добивали их же оружием.

Кони в испуге ржали. Ошалелые верблюды метались из стороны в сторону, лягались и никого не подпускали к себе. Из разорванных вьюков ручьями струились белоснежный рис, мука, зерно и смешивались с дорожной пылью и кровью.

Кто-то бросил камень в витрину универмага, и огромное толстое стекло со звоном разлетелось на куски.

— Бейте спекулянтов! — раздался из толпы чей-то голос.

Несколько десятков человек бросилось к магазину. Они взломали двери и ворвались внутрь.

Их пример заразил остальных. За первым налетом последовал второй, и вот уже лавина оборванных, голодных людей устремилась к лавкам и магазинам, расположенным по обе стороны Эль-Рашида. Брали все, что попадалось под руку: рулоны тканей и ящики с обувью, ковры и белье, корзины с сушеными фруктами и белоснежные головы сахара. Двое молодчиков с трудом тащили огромный тюк, набитый детскими ботинками…

Мухтар все это видел. Ему также хотелось что-то принести своей умме. И, возможно, он присоединился бы к погромщикам, если бы не учитель Хашим-эфенди. Он с несколькими арабами, торопливо шагая от лавки к лавке, выталкивал оттуда на улицу грабителей.

— Братья! Не допускайте грабежа! — громко обращался Хашим ко всем. — Погромщики, воры и бандиты — лучшие друзья врага.

Толпа одобрительно загудела. И мальчику стало стыдно за свои помыслы. «Нет, мне ничего не надо чужого!» — подумал он, и ему хотелось пробраться к Хашиму-эфенди и во весь голос крикнуть всем: «Верьте этому человеку! Он мой сосед. Вчера его мать принесла нам хлеб, он бесплатно научил меня читать и писать. Дядя Хашим хороший человек, я люблю его!»

Хашима-эфенди поддержали сопровождавшие его товарищи.

— Весь караван в наших руках! Не волнуйтесь, все продовольствие мы разделим между голодающими…

— Да, надо разделить по-справедливому! — раздались голоса.

— Погромщиков в тюрьму!

— В тюрьму!

К полудню, когда порядок был восстановлен, город очутился в руках восставших, во многих пунктах Багдада начали раздавать голодающим зерно, финики, рис, муку — все, что было отобрано у захватчиков. Во всех распределительных участках люди вытянулись длинной цепью и по очереди подходили к старикам, которым багдадцы доверили распределить все, что было отвоевано в этот день у аскеров султана. Каждый подходивший расстилал платок или подставлял подол одежды и получал свою долю. Никто не был в обиде. Получил свою долю и Мухтар. Но до мой он не пошел, невозможно было покинуть улицу, где происходило столько событий.

Вооруженные багдадцы, потрясая саблями, револьверами, кинжалами, а то и просто тяжелыми дубинами, направились к оружейным складам, к полицейским участкам, ко дворцу губернатора. Они шли и выкрикивали вслед за ораторами: «Мы хотим республику!», «Не отдадим Багдада никому!», «Будем жить без султанов и халифов!», «Да здравствует свобода!»