Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

А вот и его тюфяк, покрытый старыми газетами и по краям обглоданный мышами. Вот и банка из-под жира. И мешки из-под картофеля — аккуратно сложены на грязном полу. При свете дня он никак не может представить себе, как все это выглядело в темноте, когда лунный свет просачивался сквозь щели. Не может вспомнить ту всепоглощающую страсть, что заставляла его бороться с этой девушкой и в то же время брать ее так исступленно, словно она была свежим воздухом над поверхностью океана, из глубин которого он выныривал. В совокуплении с нею не было даже радости. Больше всего это было похоже на непреодолимое желание выжить во что бы то ни стало. Каждый раз, когда она приходила и задирала юбки, жажда жизни ошеломляла его, и он стремился к ней так же неудержимо, как неудержимо было и его собственное дыхание. И потом, вынырнув на поверхность, выброшенный на берег, хватающий ртом воздух, испытывая отвращение к самому себе и чудовищный стыд, он был благодарен ей за то, что она помогла ему нырнуть снова в те океанские глубины, ведомые когда-то и ему самому.

Просачивающиеся сквозь щели лучи света рассеивают воспоминания, превращая их в пылинки, пляшущие в воздухе. Поль Ди захлопывает за собой дверь и смотрит на дом. К его удивлению, тот не отвечает ему взглядом. Он пуст, дом номер 124; это теперь самый обычный старый дом, которому нужен основательный ремонт.

— Там всегда вокруг разные голоса звучали. А теперь тихо, — сказал ему как-то Штамп. — Я несколько раз мимо проходил, но так ничего больше и не слышал. Дом-то заперт — наверно, потому, что мистер Бодуин сказал, что продаст его при первой же возможности.

— Это так того белого зовут, которого она поранить пыталась? Он это?

— Ага. Его сестра говорит, что дом одни неприятности им приносит, и они хотят от него избавиться. Так мне Джани сказала.

— А он что? — спросил Поль Ди.

— Джани говорит, хозяин против, но мешать сестре не хочет.

— Да неужели кому-то понадобится старая развалюха, да еще в такой дали? У кого деньги есть, тот тут жить не станет.

— Это точно, — ответил Штамп. — Мне кажется, мистеру Бодуину без колдовства от этого дома не избавиться.

— А он не собирается Сэти в суд тащить?

— Не похоже. Джани говорит, он только одного хочет: знать, кто была та обнаженная чернокожая женщина, что стояла в дверях. Он так на нее засмотрелся, что и не заметил, как Сэти к нему подкралась. Говорит, видел только, что несколько цветных женщин вдруг подрались, и решил, что это Сэти на кого-то из них набросилась.

— А Джани его на этот счет не разубеждала?

— Нет, что ты. Она говорит, что ужасно рада за хозяина, ведь Сэти его убить могла. Если б Элла ее тогда не стукнула, то Джани сама врезала бы ей непременно. Испугалась до смерти, что эта женщина мистера Бодуина убьет. Она вместе с Денвер сейчас работу ищет.

— А что ему Джани объяснила насчет той голой негритянки?

— Сказала, что ему показалось и никакой голой женщины на крыльце не было.

— Ты-то веришь, что они ее видели?

— Ну, что-то они, во всяком случае, видели. По крайней мере, Элле я верю, а она говорит, что смотрела той девушке прямо в глаза. Она стояла рука об руку с Сэти. Но, судя по их словам, не похоже, чтоб это была та, что я через окно видел. Та девушка была совсем худенькая. А эта прямо огромная. Все говорят, они за руки держались, и Сэти рядом с ней была точно маленькая девочка.

— Ну да, маленькая девочка с топориком. И близко ей удалось к нему подобраться?

— Да она уже на него бросилась, так они говорят, когда Денвер и остальные успели ее перехватить, а Элла еще и кулаком дала ей прямо в зубы.

— Он должен знать, что Сэти на него напасть хотела! Должен.

— Может, и так. Не знаю. Но если он так и думал, то, по-моему, решил выбросить это из головы. Очень на него похоже. Он из тех, кто никогда негров не унижал. Надежный, как скала. Знаешь, что я тебе скажу: если бы она до него добралась, это было бы для нас хуже всего на свете. Ты ведь, кажется, знаешь, что он-то и был самым главным среди тех, кто ее тогда от виселицы спас.

— Да, знаю. Черт побери, эта женщина просто спятила! Это точно.

— Да? А может, и все мы с ней заодно?

И они рассмеялись. Сперва сухим шелестящим смехом, потом все громче и громче, пока Штамп не вытащил из кармана носовой платок и не принялся вытирать глаза; Поль Ди тоже протер выступившие от смеха слезы тыльной стороной ладони. По мере того как складывалась картина, которой ни тот ни другой не видели, они осознавали всю серьезность и неожиданность случившегося, и это почему-то заставляло их трястись от нервного смеха.

— Ты ж понимаешь: как только к ее двери белый человек подходит, так она за топор хватается!

— Нет, сборщика налогов она пока не трогает.

— Хорошо еще, что здесь белые почту не разносят.

— Тогда у нас тут никто ни одного письма бы не получил!

— Кроме самого почтальона.

— Ну уж он-то получил бы так получил!

— До смерти бы запомнил!

Когда смех постепенно утих, оба с трудом перевели дыхание и покачали головой.

— И он по-прежнему собирается пускать Денвер к себе в дом на ночь? Ничего себе!

— Ну нет, Денвер ты не трожь! Оставь девочку в покое, Поль Ди. Денвер — это моя душа. Я этой девочкой горжусь! Она первой бросилась на мать и сбила ее с ног еще до того, как остальные поняли, что замышляет дьявол.

— Значит, можно сказать, она этому Бодуину жизнь спасла?

— Можно. Можно, конечно! — Штамп вдруг вспомнил тот свой прыжок и бешеное раскачивание материнской руки с зажатой в ней крохой, чью маленькую курчавую головку он спас тогда от удара, перехватив в нескольких сантиметрах от стены сарая. — Я горжусь ею! Она отлично со всем справляется. Отлично.

Это было действительно так. Поль Ди увидел Денвер на следующее же утро, когда шел на работу, а она как раз возвращалась с работы домой. Она похудела, взгляд ее был значительно спокойнее, и она еще больше, чем прежде, стала похожа на Халле.

Денвер первой поздоровалась с ним и улыбнулась:

— Доброе утро, мистер Ди.

— Да уж, и впрямь доброе. — Ее улыбка, а вовсе не та прежняя ухмылка, была приветливой и очень похожей на улыбку Сэти. Поль Ди вежливо коснулся шляпы. — Как у тебя дела?

— Грех жаловаться.

— Домой идешь?

Она ответила, что нет. Денвер кое-что слышала о работе в дневную смену на фабрике, где шьют рубашки. И надеялась, что это вместе с ее ночными дежурствами у Бодуинов поможет ей скопить немного денег и помочь матери. Когда он спросил, хорошо ли с ней обращаются у Бодуинов, она ответила: очень хорошо. Мисс Бодуин учит ее «всякой всячине». Он спросил, чему именно, и она рассмеялась:

— Книжки дает разные. Утверждает, что я могла бы поехать учиться в Оберлин. Говорит, что она со мной «экспериментирует».