Генри Миллер - Тропик Козерога [litres]

С. 99–100. Я хотел… познать свое собственное тело, свои собственные желания. (…) Я хотел чего-то земного… ( … ) Быть человеком только в земном смысле… – Ср. христианское: «Мне не надо ничего земного: ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, ни изукрашенных одежд, ни почестей, ни высоких званий, ни плотских наслаждений, и даже того, что нужно телу в этом нашем житейском странствии, – все это „приложится нам, ищущим Царства Божия и правды его“» – у Августина ( Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий. С. 161) и антихристианское: «Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! (…) Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие. (…) Некогда смотрела душа на тело с презрением – и тогда не было ничего выше, чем это презрение, – она хотела видеть тело тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела и от земли. О, эта душа сама была еще тощей, отвратительной и голодной; и жестокость была вожделением этой души!» – у Ницше в «Так говорил Заратустра» ( Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 8).

…я встретил Мару – т. е. Джун.

…так это ее страсть к Бальзаку. – Сам Миллер высоко ценил Бальзака, особенно как автора «Серафиты».

…подписана Моникой. – Имеется в виду Глэдис Миллер, однофамилица Генри, с которой он познакомился незадолго до встречи с Джун. Глэдис работала официанткой, но при этом пыталась писать и была весьма начитанна (Ницше, Гомер, Пиндар и т. д.). Их отношения закончились, когда жена Генри Беатриса перехватила их письма.

«Рубайят» – свод стихов средневекового персидского поэта Омара Хайяма; его первый перевод на английский язык сделан в 1859 г. Эдуардом Фицжеральдом (1809–1883).

«Чинара» – стихотворение английского поэта и переводчика Эрнеста Доусона (1867–1900).

«Восстание ангелов» (1914) – роман Анатоля Франса (1844–1924).

…на генерала Иволгина… – Речь идет о персонаже романа Ф. М. Достоевского «Идиот».

Ты сам жидовское отродье, только не знаешь об этом… – В связи с этим дружеским выпадом уместно привести отрывок из письма Миллера художнику Хилеру Хайлеру (от 29.11.1934), которое было написано в ответ на обвинение Миллера в антисемитизме после прочтения Хайлером «Тропика Рака»: «Как-то я со всей откровенностью заявил тебе, что евреев я люблю не больше, чем ирландцев, ирландцев не больше, чем шотландцев, а англичан и того меньше. Но это отношение чисто интеллектуального порядка. Это принято называть „эмоциональным предрассудком“. Честно говоря, дело тут вовсе не в эмоциях. Иначе мы бы давно его преодолели. Скорее всего, это поза, и от нее, пожалуй, надо избавляться, стыдиться ее. Я тут трактую, но, должен сказать, сам я не из тех, кто скрывает свои предрассудки. Более того, я даже уверен, что надо иметь предрассудки – какие угодно. По-моему, нет ничего фальшивее всего этого чистоплюйства и показушной непредубежденности, беспристрастности, толерантности и т. п. (…) По существу, вся моя жизнь – это сплошной перечень моих отношений с евреями: еврейские жены, еврейские друзья, еврейский хлеб, еврейское поведение – ты ж понимаешь. Должно быть, я и сам во многом еврей. Откуда я знаю, что было с моими предками во времена великих бедствий, великих переселений и т. д.? (…) Ну ладно, что-то я заболтался о евреях. (…) Казалось бы, такая мелочь, а смотри, как мы с тобой на этом зациклились. На самом деле, не такая уж и мелочь в наши-то дни. И, конечно же, если какой-нибудь пылкий гитлерит или кто еще того же толка будет размахивать моей книгой как знаменем антисемитизма, я первым ринусь в бой в защиту евреев» (цит. по: Ferguson R. Henry Miller: A Life. P. 242–243).

…взгляд безнадежного еврея, в ком, как и во всей его расе, жизненный инстинкт был таким стойким… – Ср. у Ницше в «Антихристе»: «Евреи – это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою; и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего» ( Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 649).

…что его ничуть не порадовали похороны – похороны собственной жены! – Ср. рассказ о Чжуан-Цзы о том, как у него умерла жена: «Скорбя, я стал думать о том, чем она была вначале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился, и она стала дыханием. Дыхание превратилось, и она стала телом. Тело превратилось, и она родилась. Теперь настало новое превращение, и она умерла. Все это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним – значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать» (Антология даосской философии. С. 107).

Было в этом что-то египетское… – Мистический смысл египетских учений хранят изображения и иероглифические формулы «Книги мертвых». Душа умершего может возвращаться к нему после смерти, и с этим связан обычай помещать в гроб изображение умершего, приносить ему пищу и питье. Ко всему этому присовокупляется и «отрицательная исповедь», которую умершие должны повторять перед лицом Осириса и 42 судей Аменти: «…Я не делан ничего злого… Я не клеветал… Я не прелюбодействовал… Я чист! Я чист! Я чист!»

«Песнь о нибелунгах» – самый древний памятник немецкого героического эпоса (XII в.). В XIX в. сюжет «Песни о нибелунгах» привлекал внимание многих писателей (Ф. де ла Мотт Фуке, К. Ф. Геббель) и композитора Р. Вагнера (оперная тетралогия «Кольцо нибелунгов», 1854–1874).

…прыжком в неизвестность… – По-английски – leap in the dark; так назвал смерть английский философ Томас Гоббс (1588–1679). Величественность этого прыжка связывается, вероятно, в сознании Миллера с примером римского воина Марка Курция, предание о котором рассказано у Тита Ливия. В 392 г. до н. э. на римском форуме разверзлась бездонная пропасть, что было истолковано таким образом, что боги требуют принести в жертву то, в чем заключается главная сила Рима. Тогда молодой воин Марк Курций объявил, что ответ здесь может быть только один: главная сила Рима – в воинской доблести, и верхом, в полном вооружении бросился в пропасть.

Раз вкусив, вкушаешь вовеки – либо жизнь, либо смерть. – Ср.: «…А храбрый смерть один лишь раз вкушает» ( Шекспир. Юлий Цезарь. Акт 2. Сцена 2).

…мы должны радоваться, что кто-то изобрел для нас выход. – Ср. у Шопенгауэра: «Сверх всего смерть – большая возможность не быть больше Я; благо тому, кто ею воспользуется. При жизни человека его воля лишена свободы: его действия с необходимостью определяются его неизменным характером и цепью мотивов. И каждый человек хранит в своей памяти многое, что было совершено им и что вызывает его неудовольствие. Если бы он жил вечно, то в силу неизменности своего характера он продолжал бы вечно действовать так же. Поэтому он должен перестать быть тем, что он есть, чтобы возродиться из зародыша своего существа новым и другим. Смерть разрывает эти узы, воля становится свободной, ибо свобода – в esse, а не в operari. (…) Смерть – мгновение, освобождающее от односторонности индивидуальности, которая не составляет глубочайшего ядра нашего существа и которую можно мыслить скорее как своего рода ошибку; в это мгновение, которое можно рассматривать в указанном смысле как restitutio in integrum, возвращается истинная, изначальная свобода. Этим, вероятно, и объясняется выражение мира и успокоения на лицах большинства умерших. Тиха и спокойна обычно смерть хорошего человека (…)» (Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т. II. М.: Наука, 1993. С. 514; перевод: бытии; действовании; полное восстановление (лат.) ).