Рене Баржавель - Дни мира

В этом же донесении господин Уиндон сообщал, что во время своего пребывания в Париже Шеридан не только не брал деньги из банка, но и вносил на свой счет значительные суммы. Банкир позволил себе высказать предположение, что Шеридан, вернувшийся из Индии, мог привезти с собой большое количество драгоценных камней, которые постепенно продавал в Париже. Махараджа Марабанипура был известен своими огромными сокровищами, основной объем которых был представлен жемчугом и драгоценными камнями. Вряд ли ирландцу удалось украсть часть этих сокровищ. Скорее следовало предполагать, что два этих человека заключили союз для борьбы против господства Англии. Достаточно было вспомнить, что район Марабанипура на протяжении ряда лет был центром выступлений против англичан. На самого махараджу до сих пор не пало никаких подозрений, но не исключено, что это было связано всего лишь с плохой работой осведомителей… Мистер Уиндон осмелился высказать подобные предположения, хотя отнюдь не считался специалистом по Индии. Он добавил, что накануне своего отъезда Шеридан снял все имевшиеся на его счету деньги. Что он собирался делать с ними в Пекине?

Сразу скажем, что господин Уиндон ошибался, рассуждая о том, как Шеридан хотел использовать фунты стерлингов, которые получил в его банке. Он взял с собой в Пекин всего лишь деньги, необходимые для расходов во время пробега. Основная сумма осталась у Гризельды, хорошо представлявшей, что делать с этими деньгами.

Далла приходила к Томасу каждое утро. Она всегда спала рядом с ним, полностью расслабившись, вытянувшись вдоль его левого бока и положив руку на грудь юноши. Ее рука казалась Томасу почти невесомой, словно это была тонкая веточка. При этом она так плотно прижималась к нему, что почти лежала на нем. Перед тем как скользнуть к нему под одеяло, она целовала его в губы, и поцелуй этот всегда был легким, словно взмах крыльев пчелы, с ароматом кофе и меда. Иногда Далла целовала его уходя. Она всегда мгновенно просыпалась, как и засыпала, и на ее губах постоянно играла улыбка. Проснувшись, она или сразу же убегала, или садилась возле Томаса и рассказывала ему, сопровождая свой рассказ выразительными жестами, какую-нибудь историю на венгерском языке. Иногда эти истории были серьезными, иногда забавными, и она смеялась.

Однажды утром Далла сказала Томасу что-то показавшееся ему очень важным, но он понял ее слова не лучше, чем все остальное. Она несколько раз повторила свою фразу с раздраженным видом, так как считала, что он обязательно должен понимать ее. Ведь это было так просто! Наконец она отказалась от дальнейших объяснений, покачав головой, что должно было означать: «Какой же ты глупый!» Потом рассмеялась, поцеловала его и убежала. Шаги ее маленьких ног прозвучали на металлической лестнице так, словно по ней торопливо пробежала небольшая собака.

На следующее утро она не пришла. Томас сначала удивился, напрасно прождав ее, потом почувствовал себя несчастным. Его рука то и дело наталкивалась на пустоту там, где должна была находиться Далла. И эта пустота оказывалась для него невыносимо тяжелым грузом.

Прождав целый час, он натянул брюки и накинул на себя плащ, после чего с грохотом скатился вниз по лестнице. В салоне никого не было.

— В чем тут дело? В чем тут дело? — заинтересовалась заволновавшаяся синяя попугаиха Флора. Он крикнул:

— Где Далла? Стоявшая перед камином большая корзина опустела. Сверху в нее опустилось синее перышко, и его тут же подхватил поток воздуха, уносившегося в камин. Томас выскочил на улицу. Под каштаном Леон в очередной раз старался научить боксировать Талко, бурого медведя. Он уже несколько месяцев пытался сделать номер с кулачным боем между человеком и медведем. Но Талко отказывался надевать перчатки. Он сразу же отшвыривал их в сторону и отрицательно мотал головой. Леон с бесконечным терпением начинал снова и снова, соблазняя медведя кусочками сахара.

— Где Далла? — крикнул Томас. — Она заболела? — Она никогда не болеет, — пожал плечами Леон. — Тебе ее не хватает? — Да, конечно! Над остроконечными почками каштана простиралось синее небо с белыми облаками. Сильно пахло дымом от горящих дров.

— Она там, — сказал Леон. Обернувшись, он протянул руку к небольшой конюшне. Томас подбежал к ней и открыл створку в верхней части двери. В лицо ему ударила волна теплого воздуха с сильным запахом стойла. Он сразу же увидел ту, которую искал. У Вероники, кобылы в яблоках, вчера родился жеребенок. Обнаженная Далла спала у нее под ногами, рядом с жеребенком серебристого цвета.

1 марта в Пекине Вай Ву Пу, главный советник империи, провел заседание Совета с целью изучить проект пробега Пекин — Париж. В китайской столице знали, что такое автомобиль. Во многих иностранных посольствах имелась хотя бы одна автомашина. Простые китайцы давно перестали пугаться машин и со смехом провожали проезжающие мимо машины с их вонючим дымом и грохотом двигателя, похожие на дракона на поводке. Но грамотная часть населения не была уверена, что эти железные звери не являлись замаскированными демонами, которые, постепенно размножаясь, могут причинить людям огромный вред. На Совете раздавались голоса, отражавшие опасение, что автопробег был всего лишь способом открыть новый путь для вторжения европейцев в империю, уже наметившийся с разных направлений благодаря агрессивности Запада. Но небольшое количество отобранных для участия в пробеге автомобилей успокоило большинство советников. Кроме того, все они были уверены, что ни одна машина не сможет пройти даже половину маршрута. Через несколько дней император Тзе-хи, основываясь на выводах Совета, дал разрешение на проведение автопробега.

В Париже зима постепенно отступала. В парке, окружавшем круглое здание, на деревьях начали распускаться почки. Повсюду на кустах появились желтые и красные цветы, названия которых Томас не знал. Листья на каштане увеличивались с удивительной быстротой, тогда как на платанах еще не осмеливались проклюнуться почки. Когда Томас поднимал голову, чтобы проследить за поведением листвы, он видел светящееся небо сквозь миллионы миниатюрных крылышек.

Далла больше не приходила к нему по утрам, чтобы спать рядом с ним. Леон заставлял ее работать с первыми лучами зари, снаружи, когда стояла хорошая погода, и в салоне, если шел дождь. После того как уходила на занятия Элен, наметившая Томасу программу занятий на весь день, он спускался вниз с книгой под мышкой. Томас забросил свои альбомы для рисования. Ему больше не хотелось копировать то, что он видел. Но его попрежнему ослепляли красота деревьев и животных, а также Далла, превосходившая все остальное своей красотой.