Яна Матей - Марьяна. Проданная в рабство

Как бы то ни было, чтобы сделать свой фильм более полным, Питер решил задать мне несколько вопросов. Для большей проникновенности ему захотелось взять у меня интервью в каком-нибудь символическом румынском месте. Так мы снова оказались в Бухаресте, где Питер установил свою камеру возле Афинского Палас-Отеля — исторического и роскошного здания в центре города. Повернувшись к объективу, Питер произнес вступительные слова мелодраматичным голосом:

— Мы находимся перед Афинским Палас-Отелем, в самом сердце столицы европейской страны. Вчера, всего в нескольких шагах от этого места, мы купили человека. Как такое возможно в XXI веке? Яна Матей, что вы об этом думаете?

— Я не знаю, это вы мне скажите. Что чувствуешь, когда покупаешь девочку?

— Э… Стоп! Яна, это не совсем тот ответ, которого я ждал от вас.

— Да что вы?

— Яна, прошу вас…

— О'кей, о'кей…

— Хорошо, начнем сначала.

В итоге я сказала то, что от меня хотели услышать, и через несколько минут мой банальный ответ был уже на пленке. Прежде, чем попрощаться, я захотела удостовериться, что дело этим не ограничится.

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Вернемся в США и будем монтировать фильм.

— Нет, я хотела узнать, что вы собираетесь делать с сутенерами Элизабеты?

— То есть?..

— Вы ведь свяжетесь с полицией?

— Разумеется, как и предполагалось! Конечно же, мы расскажем им все, что нам известно об этих типах. А потом, через несколько месяцев, мы вернемся сюда, чтобы снять продолжение.

Через несколько недель после их отъезда мне позвонил офицер полиции Бухареста. По всей видимости, американский фильм уже вышел в прокат и был показан в Румынии по кабельному телевидению. Увидев его, некоторые высокопоставленные лица спустились с небес на землю. Учитывая эти обстоятельства, звонивший мне полицейский был не в лучшем расположении духа.

— Вы хоть понимаете, что стали соучастницей преступления? Эти журналисты купили девочку, привезли ее к вам, и никто не счел нужным известить полицию!

— Но они пообещали мне, что сделают это!

— Значит, вы признаете эти факты?

— Да, я была в курсе.

— Тогда почему вы ничего не сказали нам о торговцах?

— Это не входит в мои обязанности. Моя работа состоит в том, чтобы заботиться о девочках, попавших в беду. Расследование проводили журналисты CBS, они и должны были к вам прийти.

— И все же вы могли бы нам помочь: эта девочка, Элизабета, наверняка располагает важной информацией.

— К несчастью, Элизабета не сможет вам ничем помочь. Это умственно отсталая девочка, которая едва ли осознает, что с ней произошло.

— Хорошо, но я все равно не понимаю, почему вы не удосужились нас известить.

— Я была уверена, что это сделали американские журналисты…

Позже я узнала от Паула, что полиция также вызывала на допрос обоих румынских журналистов: в фильме было хорошо видно их посредничество между торговцами и «покупателями» — к его ужасу монтажер не потрудился скрыть их лица. Если эти кадры увидит торговец, неизвестно, что он предпримет… Паул был очень зол на Питера, который не обратился в полицию, как обещал.

Полгода спустя Питер со своей командой снова вернулся в Румынию, чтобы снять продолжение на тему «Что с ними стало?» Их идеей было показать обманутому торговцу кадры, снятые скрытой камерой. Перед этим они захотели увидеть Элизабету и услышать ее новые впечатления. По телефону я не сумела скрыть своего недовольства:

— Питер, вы знаете, что поставили нас в затруднительное положение?

— Мне очень жаль, Яна. Мы действительно собирались пойти в полицию, но в последний момент передумали, испугавшись неприятностей.

Когда Питер прибыл в приют, мы с Элизабетой пекли на кухне блины. Она радостно поприветствовала его:

— Добрый день! Я вас узнала: это ведь вы привезли меня сюда?

Обрадованный таким началом, Питер тут же достал свой микрофон.

— Здравствуй, Элизабета! Как поживаешь?

— Отлично!

— Элизабета, мы собираемся вернуться в Бухарест. Через несколько часов мы встретимся с палачами, которые мучили тебя. Хочешь им что-нибудь передать?

— О да! Скажите им, чтобы отдали мои черные брюки, я их там забыла.

Питер так и остался стоять с озадаченным видом. Он явно ожидал услышать более мелодраматичную тираду, типа: «Передайте им, пусть горят в аду! Скажите им, что я наконец свободна благодаря таким людям, как вы!»

Видя расстроенное лицо американского журналиста, я еле удержалась от смеха. Признав свое поражение, репортер с улыбкой убрал свой микрофон: он наконец понял, что ничего не добьется от этой девочки. А я была так довольна ответом Элизабеты! У этой очень спокойной, скорее покорной девочки под наивными и вежливыми манерами скрывалась немалая интуиция. Я чувствовала себя в некотором роде отомщенной за все эти плаксивые репортажи, которыми разражалась пресса, как только речь заходила о сексуальном трафике. Я не имею ничего против их метода внедрения, за исключением того, что они при этом обогащают подонков. Но мне в высшей степени неприятно их стремление выставить себя героями, вырвавшими девочку из лап преступников. К чему кричать «Волки!», если при этом не делаешь ничего, чтобы их поймать? Каждый раз повторяется одна и та же история: в любой статье на эту тему, будь то в румынской прессе или в иностранных изданиях, внимание заостряется вовсе не на том, на чем нужно. Журналисты, берущие интервью у проституток, как правило, хотят знать самые пикантные подробности:

— За какую сумму тебя продали? Сколько клиентов у тебя было? С каким количеством мужчин ты должна была переспать за ночь? Что ты им делала? Сколько тебе платили за фелляцию? Тебе было страшно? Как тебя заставили заниматься проституцией? Тебя били? Тебя насиловали? Сколько раз? Тебе было больно? У тебя была кровь? Шрамы остались?

Меня воротит от этого вуайеризма [25] Сексуальное извращение, характеризуемое влечением к подглядыванию за половым актом или обнаженными представителями избранного пола, а также за интимными процессами. ( Примеч. пер. ) ! Когда уже оставят несчастных девочек в покое? Эти подростки побывали в аду. В большинстве случаев они даже неспособны понять, что с ними произошло и как это фатальное стечение обстоятельств разрушило их жизнь. Для всех очень мучительно снова вспоминать ужасные подробности. Меньше всего на свете девочки хотят, чтобы все узнали о том, что они пережили. Им абсолютно не нужны ни жалость читателей, ни снисходительность тех, кто видит в них лишь «бедных девочек», подразумевая, что торговцы выбирают только потерянных и наивных людей, неспособных постоять за себя.

Вот уже десять лет разлаются эти пустые рыдания, но никто не решает саму проблему. Сексуальный график снизился? Вовсе нет, скорее наоборот! Зачем говорить о девочках, когда следует обратить внимание на торговцев? Зачем гоняться за сенсацией вместо того, чтобы проводить расследование? Когда, наконец, начнется детальное изучение методов действия этих негодяев? Пусть покажут их лица, их дома, их машины и все, что они купили на деньги, заработанные сексуальной эксплуатацией женщин! Пусть их снимут в тот момент, когда они кладут в карман свои деньги, пусть оценят их достаток, пусть следят за их передвижениями и раскроют их тайные квартиры и контакты! Я имею в виду тех репортеров, которые хотят знать, зависит ли цена девочки от ее внешности или сексуальных способностей. Мы попросту говорим с ними на разных языках. В Румынии одна девочка стоит от 10 леев. Это означает, что кто угодно может дать ей оплеуху и заставить следовать за собой, чтобы затем передать в руки мелкого торговца менее, чем за 3 евро. Этот мелкий торговец, в свою очередь, перепродаст ее другому за двойную цену и так далее. Если девочку будут использовать в Румынии, цена может дойти до 1 000 евро. Если она должна будет пересечь границу, покупателю следует рассчитывать на сумму от 800 до 2 000 евро. Две тысячи евро за власть над жизнью и смертью человека — разве это цена? Тем более что она моментально окупается. За одну ночь девочка может принести 500 долларов прибыли своему сутенеру. И это совершенно не связано с ее сексуальными способностями, а зависит лишь от количества клиентов, которых направляет к ней сутенер. Если она не может выдержать такого темпа, на смену ей приходит другая — все очень просто. Сексуальная рабыня — товар скоропортящийся, но очень легко заменяемый.