Яна Матей - Марьяна. Проданная в рабство

— Ты должна отдавать деньги не ему. Отныне присылай 300 евро мне напрямую почтовым переводом.

Для Аурелии жизнь превратилась в кошмар. Сутенер считал, что она зарабатывает слишком мало, а сумма, которую она откладывает для своего сына, слишком велика. Чтобы заставить работать больше, он постоянно избивал ее. Однажды его жена приехала в Данию навестить его. Аурелия, полная надежды, бросилась к ней:

— Где Николае? Вы не привезли его с собой?

— Твой сын? Он в надежном месте у моей матери.

— В Констанце?

— Нет… кое-где на севере Румынии.

— Вы не имели права!

— Но это так, дорогуша, придется тебе с этим смириться.

— Когда я с ним увижусь?

— Не думай об этом. Лучше работай, если хочешь когда-нибудь снова его увидеть.

В тот день Аурелия поняла, что могут пройти долгие годы, прежде чем она снова обнимет своего сына. Решение было принято за одну минуту. На следующий день Аурелия сбежала и пришла в полицейский участок. Она бы вернулась в Румынию, но ей необходимо было знать, где находится Николае. Чтобы отыскать его, нужна была помощь. Полиция приняла заявление и передала женщину на попечение одной местной неправительственной организации, а также связалась с румынской полицией, попросив установить местонахождение ребенка. В Дании, в отличие от Румынии, жертвам секс-трафика помогают без всяких условий: им предоставляют медицинскую, социальную, юридическую и финансовую помощь независимо от того, соглашаются они давать показания в суде или нет. Там, впрочем, как и в Италии, считают, что жертва, которую ни к чему не принуждают, быстрее согласится на сотрудничество. Датская полиция даже утверждает, что с момента принятия этого закона количество судебных процессов по делам секс-графика выросло на 80 %!

Проблема в том, что информационные запросы, направленные Интерполом и датской полицией, остались без ответа. Как обычно причиной стал румынский бюрократизм, где дела, передающиеся из отдела в отдел, в итоге теряются где-то в глубинах перегруженных административных служб. Запрос, пришедший из какой-либо иностранной организации должен пройти множество инстанций, прежде чем будет рассмотрен. Это одна из причин, по которой на сегодняшний день сотрудничество Румынии с остальной Европой не сдвинулось с мертвой точки. Аурелия поселилась в датском приюте в декабре 2008 года. В июле она по-прежнему ничего не знала о своем сыне, несмотря на многочисленные запросы Интерпола. В данный момент ее дело, наверное, погребено под кипой ста пятидесяти других дел в каком-нибудь кабинете Бухареста.

В начале лета 2009 года мне позвонила Анка, социальная работница приюта Аурелии, решив, что у меня больше шансов отыскать мальчика. Информация, которой она располагала, была скудной: Николае изначально находился у цыганки возле Констанцы, но она утверждала, что отправила ребенка к своей матери на север Румынии. Я попытала счастья, позвонив в полицию Констанцы, где у меня был один знакомый офицер. Этот полицейский, на удивление, оказался в курсе дела. Он даже выразил свое недовольство:

— Похоже, эта девица забыла вам сказать, что она приезжала сюда и забрала своего сына.

— Что?

— Да. Она вам об этом не сказала? Приехала в марте и сразу же покинула страну.

— Хорошо, спасибо.

Аурелия обманула датскую полицию — уму непостижимо! Я тут же перезвонила Анке.

— Аурелия забрала своего ребенка! Он должен быть в Дании!

— Не может быть! Когда это произошло?

— В марте.

— Яна, это невозможно. Аурелия попала к нам в декабре и с тех пор не покидала приют.

Кто-то говорил неправду, это было очевидно. По всей видимости, у торговцев были связи в полиции. Я снова сняла трубку, чтобы позвонить своему полицейскому в Констанце.

— Послушайте, Аурелия не забирала своего сына. Вы можете проверить в Интерполе: она не покидала Данию.

— Не знаю, что вам сказать…

— Ну что ж, послезавтра я приеду в Констанцу. Я сама встречусь с этой цыганкой. А также поговорю с вашим коллегой, который вас информировал, чтобы проверить всю эту историю с матерью, живущей на севере Румынии.

Как ни странно, полицейский сам перезвонил мне на следующий день.

— Яна, представляете? Мы только что нашли мальчика, кто-то бросил его на улице! Можете подъехать забрать?

Таким образом, мои подозрения подтвердились. Коррумпированные полицейские наверняка предупредили торговцев, что больше не могут их прикрывать. Позже я узнала, что мать цыганки умерла три или четыре года назад… Когда я забирала маленького Николае в приюте Констанцы, он был очень напуган.

— Николае, меня зовут Яна. Я отвезу тебя в твой новый дом. Скоро приедет твоя мама.

— Нет, я не хочу туда ехать!

Николае все время плакал. Неизвестно, как с ним обращались торговцы. Сомневаюсь, что они были очень нежными. Ему понадобится время, чтобы прийти в себя. Через две недели в аэропорту Бухареста я встречала Аурелию. Вернувшись в приют, мы позвали малыша:

— Николае, твоя мама здесь!

Он отказывался смотреть на мать, опустив взгляд на ботинки, и все время повторял: «Нет, нет, нет…» Лишь через несколько месяцев Николае наконец поцеловал ее и начал снова называть «мамой», а также играть с подарками, которые она ему привезла. Их отношения постепенно наладились. В датском приюте с Аурелией обращались очень хорошо. У нее даже осталось немного денег из помощи, которую она там получила. В Дании, Италии и Германии правительство субсидирует негосударственные организации, чтобы они помогали жертвам, гарантируя при этом их независимость. Система работает очень хорошо. Почему Румыния не может взять с них пример?

Коррупция является настоящим бедствием в Румынии. Как румынская полиция могла ответить Интерполу, что мать забрала своего ребенка? Почему Интерпол ни на секунду не усомнился в правдивости ответа? Чтобы облегчить обмен информацией между странами в рамках подобных расследований, необходимо создавать соответствующие службы, проводить больше международных семинаров. Как раз на одном из таких совещаний, проходившем в Германии, прокурор упомянул об одном сотруднике румынского посольства, вовлеченном в дело, связанное с секс-трафиком в Германии. Мои немецкие коллеги были в шоке, отказываясь в это верить. Коррупция в Румынии наводит страх на всю Европу. К тому же она затрудняет легальное сотрудничество в случаях международных расследований.

А ведь подобное взаимодействие просто необходимо. Могу навскидку сказать, что 70 % девочек, побывавших в моем приюте, эксплуатировались за пределами нашей страны. Многим пришлось давать свидетельские показания в той стране, куда их отправляли работать. Каждый год я сопровождаю девочек на суд в Данию, Италию, Англию и даже в Люксембург. В случае с Германией все иначе: свидетелю необязательно приезжать на место, он может дать показания в письменном виде из Румынии. Учитывая растущее число торговцев, судебных процессов ведется по-прежнему очень мало.