Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

Пелена тумана повисла над полем. Трава пропиталась росой, и время от времени какая-нибудь капля, сверкнув ослепительно, привлекала внимание Билли.

Пучок травы зажегся серебряным пламенем. Билли наклонился, чтоб увидеть, откуда исходит это сияние. Тяжелая капля чуть ли не до самой земли пригнула травинку, затаившись в ее изгибе, точно крошечное яйцо какой-то мифической птицы. Билли склонял голову то к одному, то к другому плечу, и капля сверкала ослепительно, а если ловила солнечный луч, взрывалась искрами, разбрасывая во все стороны серебряные иголки и осколки хрусталя. Билли нагнул голову и медленно, осторожно приблизил к капле кончик языка. Она задрожала, словно ртуть, но не упала. Билли притронулся к ней снова. И тут капля распалась, стекла вниз, на землю, по травинке-желобу, а сама травинка начала медленно распрямляться, поднимаясь с такой же неотступностью, как стрелка часов.

Билли встал и пошел дальше. Поднявшись по ступенькам к лазу через ограду, он прошел по тропке мимо стада коров. Те, что щипали траву, медленно поднимали голову, не переставая жевать жвачку. Те же, что лежали в траве, даже не шелохнулись, они были похожи на игрушечных коров с игрушечной фермы. Стая куропаток вспорхнула у него из-под ног так неожиданно, что Билли, вскрикнув, подпрыгнул на месте. Они взлетели, шурша крыльями, и плоские их тела помчались вперед так стремительно и ровно, точно это был вал заградительной стрельбы. Билли подобрал камень и швырнул птицам вслед, но они уже скрылись из виду за живой изгородью. Камень вспугнул дрозда, который с криком пронесся понизу вдоль изгороди и снова скрылся в листве.

Билли добрался до ступенек лаза, ведущего прямо в лес, и, стоя на верхней ступеньке, оглянулся назад: поля, заборы, живые изгороди. Солнце уже довольно высоко поднялось в небе, и ничего не слышно было вокруг, кроме неумолчного пения птиц.

Войдя в лес, Билли свернул с тропинки и, взобравшись на пригорок, зашагал напрямик через заросли. Он отводил от лица ветки и отпускал их только тогда, когда они были уже у него за спиной, и они с шумом хлестали по листве. Он вырезал себе тросточку из молодого вяза и, орудуя ею как шпагой, отсекал и обламывал ветки, торчавшие у него на пути.

Подлесок становился реже, и между деревьями то и дело открывались зеленые лужайки. Ветки над головой Билли сплелись в сплошной зеленый полог, но кое-где лучи солнца, пробившись сквозь листву, расплескивали яркие пятна света на серо-зеленых стволах и вырывали из тени яркую зелень травы и листьев. Свет и тень, нескончаемая игра света и тени — с каждым порывом ветра, с каждым шорохом, с каждым всплеском листвы. Пение птиц слышалось здесь реже, зато звучало отчетливей. Зяблик, укрывшийся где-то в ветвях, тянул свою долгую вибрирующую трель, каждый раз завершая секвенцию какой-нибудь завитушкой. Лесной голубь то и дело начинал грудное свое воркование и всякий раз обрывал его резким и жалобным «ку», точно боль в груди мешала ему ворковать. В тишине, которая наступала между этим пением и вскриками, еще громче казался шум, с которым Билли продирался сквозь чащу, и птицы убирались с дороги загодя, отступая перед свистом и треском его трости: малиновка с немолчным «тик-тик-тик», чета крапивников, чей громкий клекот так не вязался с их крошечным мышиным тельцем, а за ними и сойка, сверкнувшая белым хвостом сквозь сплетение ветвей.

Билли петлял между деревьями, обыскивая подлесок возле стволов, а потом, отступив, высматривал, нет ли чего на ветвях. Высоко поднимая ноги, пробирался он через заросли ежевики и осторожно ступал на их плети, словно шагал по глубокому снегу. Внезапно прямо перед ним на земле раскрылись четыре маленьких клюва, и Билли, присев, увидел гнездо дрозда. Птенцы уже почти полностью оперились; уютно прижавшись друг к другу, они заполняли гнездо вплотную — точно сложенная мозаика-головоломка. Билли нежно погладил им спинки одним пальцем, поднялся и, прежде чем тронуться дальше, расправил над ними ветки ежевики.

Он дошел до проселка и с минуту постоял, прислонясь спиной к буковому стволу. Ветерок беспрерывно шелестел в верхушках деревьев, и под тенистой листвой бука, не пропускавшей солнца, было прохладно. Широкая зеленая полоса тянулась по серой коре дерева, и, когда Билли провел по ней пальцем, он снял налет мха, прохладный и влажный, напомнивший ему дрожжи. Он пересек дорогу и стал не спеша приближаться к шотландской сосне, не отрывая взгляда от гнезда, темным узелком маячившего среди ветвей вверху, у самой макушки дерева. Билли остановился под сосной и, засунув руки в карманы, стал внимательно разглядывать ствол. Он был прямой и толстый, как телеграфный столб. На пятнадцать футов в высоту он был совсем голый, а выше начиналась ненадежная лесенка из обломанных веток и сухих сучьев, уводившая в сквозную зелень кроны. Билли ощупал кору, поковырял ее, она была грубая, твердая, со множеством трещин в резных узорах. Билли отодрал кусочек коры и, прищурившись, поглядел вверх вдоль ствола, словно что-то прикидывая. Он покачал головой и пошел прочь, но вдруг остановился и повернул назад к дереву, на ходу снимая куртку. Билли поплевал на ладони, потер их одну о другую и, обхватив ствол, стал карабкаться вверх. Он взбирался медленно, маленькими отрезками, точно гусеница; руки, обхватившие ствол, подтягивали тело, ноги толкали его вверх, тоже цепляясь за ствол. Выше, еще чуть выше, еще выше, пальцы его царапали ствол, кеды скребли по коре. Вот он добрался до первой сухой ветки и передохнул, упершись ногой между основанием сучка и стволом. Пот капал у него с подбородка. Билли взглянул вниз, потом посмотрел вверх и начал карабкаться снова, ощупывая руками каждый выступ и только потом используя его как опору. Выше, еще чуть выше. Ствол дерева тихонько раскачивался, а ветки на верхушке мотались так сильно, словно дул сильный ветер. Добравшись до гнезда, Билли замер и огляделся. Множество деревьев было под ним, и кроны их круглились внизу, точно зеленые вершины холмов.

С поля прилетела ворона и, хлопая крыльями, начала кружить над самыми верхушками деревьев. Билли прижался к стволу и замер, ожидая, когда она подлетит поближе. Потом свистнул. Ворона полетела прочь и нырнула куда-то меж зеленых холмов, подобно тому как кролик прячется в свою нору. Билли усмехнулся и, протянув руку, осторожно ощупал изнутри край гнезда. Гнездо оказалось набито пожухлыми листьями и прутьями.

— Вот дрянь!

Он вытащил пригоршню сухих веточек, и они хрустнули, точно воздушная кукуруза, когда он сжал их в руке, а потом выкинул прочь.

В десяти футах от земли Билли оттолкнулся и спрыгнул, а приземлившись, перекатился по земле, как это делают парашютисты. Поднявшись, он взглянул вверх, на гнездо. Билли тяжело дышал, лицо у него пылало, а когда он осмотрел свои ладони, то увидел ссадины, проглядывавшие сквозь грязь, — так тусклая краснота остывающей кочерги проглядывает из-под налета сажи.