Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

Народу на улицах было мало: прошла какая-то пожилая пара, затем мужчина, потом женщина; никто не разговаривал, все куда-то спешили, опустив голову. Шелестя шинами по мокрому асфальту, прошла машина, за рулем маячила темная тень. Подмигнув подфарником, машина у перекрестка свернула направо.

Какие-то тени дрожали на опущенной шторе. Вспыхнул свет в окне и снова погас. Послышался чей-то смех. Затем чей-то крик. Кого-то окликнули по имени. Оглушительно вопящий телевизор выбросил в сад куски диалога. Где-то звучала пластинка, играло радио — случайные звуки на тихой улице.

Наконец Билли вышел на Сити-роуд. Здесь было светлее и машин побольше. Автомобили сверкали под дождем, их крыши отражали разноцветные уличные огни, машины оставляли за собой на мокром асфальте мерцающие дорожки света. Билли остановился, глазея на уличное движение, он поворачивал голову то влево, то вправо, провожая взглядом какую-нибудь особенно заинтересовавшую его машину. Потом он повернул направо и зашагал, опустив голову, посреди мостовой. Выждав, когда образуется промежуток в потоке машин, Билли пересек улицу наискосок перед носом у какой-то машины, шофер коротко просигналил, замедлил ход и, обернувшись, проводил его взглядом. Билли миновал лавку Портера. На ее стеклянной двери было объявление: Закрыто . Нельзя купить даже пачку «Бристоля».

Дома, лавки. Квартиры над лавками. Новый жилой дом с собственной стоянкой перед ним. Старые жилые дома располагались уступами по склонам холма или ютились в конце улиц. Гараж. Часовня, обитая жестью. Детская площадка с запертыми воротами, за ограждением виднеется бассейн-лягушатник, из которого вода спущена на зиму. Потянулся длинный ряд пустующих старых домов, а рядом с ними, в стороне от дороги, — заброшенный кинотеатр. Проходя мимо, Билли взглянул на него, потом остановился, вернулся и встал перед входом.

«Дворец». Причудливые буквы, стилизованные под арабскую вязь, еще виднелись на штукатурке над входом. Стиль здания явно навеян греко-арабской архитектурой. Над входной дверью арка, как бы уводящая в пещеру, а над ней — завершение фасада, повторяющее тот же самый восточный изгиб, полумесяцем. Колонны подпирали башенки, венчающие фасад справа и слева. Здание было оштукатурено, колонны изрезаны каннелюрами, но штукатурка на фасаде и на колоннах уже начала отваливаться, обнажая все те же кирпичи. Доска анонса ничего не обещала любителям кино. Вход был закрыт раздвижной дверью, но она не доходила до стрельчатой арки, и через проем можно было увидеть, что фойе завалено кирпичом и камнями, которые выпали из стен.

Билли медленно пересек дворик и подошел ко входу. Он подергал дверь и сам вздрогнул, напуганный грохотом. Он дошел до угла здания и глянул вдоль боковой стены. В отличие от оштукатуренного фасада эта длинная стена оказалась попросту кирпичной. Билли направился вдоль нее. Неподалеку от угла он обнаружил небольшое окошечко, заколоченное досками. С задней стороны здания находился запасный выход, тоже забитый досками, а с другой стороны здания, ближе к фасаду, — еще одно небольшое заколоченное окошко, расположенное симметрично первому. Билли дотянулся до нижней доски, закрывавшей окошко, потом подпрыгнул и коснулся рукой верхней доски. Он поглядел вокруг и пошел вдоль здания, собирая целые кирпичи и укладывая их один на другой крест-накрест. Когда он встал на эту башенку, плечи его оказались вровень с подоконником. Окно было прочно забито двумя поперечинами. Билли просунул между ними пальцы и с силой потянул на себя нижнюю доску. Она сломалась посредине, и обе половинки раскрылись, как створки ставней. При этом Билли отлетел назад, свалив верхний кирпич, с грохотом полетевший на асфальт. Билли в испуге бросился бежать. Добежав до угла, он спрятался там, потом выглянул, выжидая. Машины по-прежнему проносились мимо. Прошел мужчина. Снова промчались машины, потом пробежал какой-то мальчишка.

Билли вернулся к окну, восстановил свою кирпичную башню и оторвал верхнюю доску, переломив ее посередине, так же как нижнюю. Окно было квадратное, в полметра шириной, и обито оно было металлической сеткой. Билли надавил на сетку. За ней не было ни стекла, ни рамы. Билли спустился на землю, подобрал кирпич и пробил в сетке дыру. Задвижка откинулась легко, зато окно поддалось с трудом. Билли заглянул внутрь. Четырехугольник мрака. Он нашарил в кармане коробок, зажег спичку и осветил черный квадрат. Однако слабенький огонек не мог осветить всего, и Билли бросил спичку, прикидывая размеры окна.

Он протянул правую руку, ухватился за верхнюю филенку рамы изнутри и просунул в окно голову, потом поерзал взад-вперед, продвигаясь вверх и в сторону и освобождая место для левой руки. Наконец он просунул и левую руку и перегнулся через окно — головой вниз. Он пролез внутрь до половины и мешком повис на подоконнике. Руки нащупали раковину умывальника, он подтянул все тело вперед, дрыгая ногами в пустоте. Билли отпустил раковину и стал сползать дальше вниз — за подоконник он цеплялся только носками. И тут он оттолкнулся от подоконника и уперся руками в пол, а животом лег на раковину, еще немного продвинулся вперед и наконец встал.

Он шумно дышал в темноте. Потом зажег спичку. В ее мгновенно вспыхнувшем свете он успел увидеть два писсуара, унитаз в кабинке с оторванной дверью и раковину. Билли сделал два шага к двери, но тут ему пришлось бросить спичку. Он открыл дверь и зажег новую спичку. Света ее было слишком мало. Билли нагнулся, пошарил по полу, поднял газетный лист, свернул из него жгут и зажег его от новой спички.

Перед ним было фойе, напротив, в дальнем конце, — дверь и несколько ступенек, ведущих на балкон. Главный вход заколочен, а против него — голый кондитерский киоск. На стенах темнели пустые застекленные рамки, а по обе стороны киоска виднелись двойные двери, ведущие в партер. Билли подошел к ближайшей; две замочные скважины, а между ними — круглый металлический диск, который распадался на две части, когда половинки дверей распахивались. Билли зажег новый факел, толкнул одну половину двери и удержал ее за собой правой рукой, чтоб она не раскачивалась.

Здесь было сыро и воняло кошками. В зале никаких кресел уже не было, голые доски пола покато спускались к передней стене, к экрану. В центральном проходе, где раньше, видимо, лежала ковровая дорожка, пол был светлее, и Билли медленно прошел по этой полоске в глубину зала. На полу валялась оберточная бумага. Несколько сидений и спинок от кресел были свалены грудой у стены. Билли продвигался вперед, и факел его освещал стену, некогда пастельных тонов, теперь грязно-серую, с узором из продолговатых овалов, внутри которых были овалы поменьше, теперь они были уже едва различимы. Над радиаторами отопления от тепла проступили огромные, чуть не до самого потолка, пятна. Впереди виднелась голая деревянная сцена, а за нею — кирпичная стена. Билли повернулся и пошел назад, поднимая свой факел вверх, к балкону. Но балкон был слишком высоко, и свет, не доходя до него, умирал, бросая вниз искры и тени. Билли подошел к креслам, сваленным у стены. Плюшевая обивка на них была разодрана, клочья войлока торчали наружу. Билли поддал ногой какое-то сиденье, потом поднял его и подтащил к спинке. Прислонив все сооружение к стене, он сел и откинулся на спинку. Факел догорал. Билли отбросил его и смотрел, как он гаснет на полу.