Э Кэнтон - Аврелия

И она поспешила впустить посланного от архигалла.

Тот вошел и сразу же обратился к Мизитию:

— Следуй за мной.

— Тебя прислал архигалл? — с беспокойством спросил Мизитий.

— Архигалл, по поводу рукописи, которую ему прислала сегодня утром твоя жена… Он ждет. Ступай… — ответил незнакомец.

— Я иду, — сказал Мизитий, немного успокоенный таким тоном.

— Ты видишь, Мизитий, — обнимая его, говорила Геллия, — Аполлон не обманул…

Мизитий уже на улице. Рядом с ним шагает неизвестный посланец… Послышался тихий свист… Три человека точно выросли перед несчастным флейтистом и скрутили ему руки… Он не сопротивлялся, а лишь спросил:

— Куда вы меня ведете?

— Потом узнаешь! — ответил незнакомец.

Была ночь. На протяжении всего пути не было сказано ни слова. Мизитий невыносимо страдал. Ему казалось, что его ведут по направлению к дому Регула… А когда они миновали храм Изиды, дошли до Тибра и перебрались через Палатинский мост, сомнения уже не было…

Все было ясно: архигалл злоупотребил доверием Геллии и передал бумагу Регулу.

— Я погиб, — бормотал про себя несчастный Мизитий…

Он не ошибся. За последнее время Регулу сильно не везло. Парменон был убит, Цецилия освобождена, а Метелл Целер ускользнул из его рук. Что сказать императору? По городу стали ходить слухи о восстании, а в первом же воззвании, пущенном в Риме, были указаны истинные причины убийства отца Метелла… Император станет расспрашивать, а что отвечать ему? Ни христиан, ни от великой весталки ничего не добьешься, а время летит, дела много — и медлить было бы преступлением. На счастье, Евтрапел ему принес от архигалла экземпляр прокламации. Регул воспрял духом, велел схватить Мизития и уже наслаждался грядущими результатами…

Мизития привели к нему в тот момент, когда Регул вырабатывал последние детали своего нового плана действий. Он сидел в своем кабинете и ждал новую жертву доноса архигалла. Прямо перед ним стояла бронзовая статуя императора, а у подножия ее и кругом по столу насыпана была целая груда серебра. Деньги введут Мизития в искушение, а статуя сообщит ему должный страх. Сестерции толкнут его на донос, а изображение императора укажет на власть Регула, собирающегося учинить допрос флейтисту.

Разговор между Регулом и Мизитием не был продолжителен.

— Ты видишь, — начал Марк, как только они остались одни, — что твоя прокламация тебя выдала. Ты попался, и отрицание твое ни к чему не приведет. Бесполезно. Кто это сочинял? — спросил он, развертывая перед ним злополучный лист папируса.

И в то же время Регул сделал довольно значительный жест.

— Или это, — он играл серебром, — или император… Понимаешь? Выбирай, что лучше…

Мизитий сделал вид, что понимает, чего от него хотят. Взять деньги — позор; он не хочет продавать себя; если не возьмет — смерть, а ему не хочется умирать… Трудный выбор!..

Он вспомнил о жене…

— Денег не надо, — сказал он, — только гарантию.

— Какую?

— Напиши, что я добровольно пришел к тебе. Иначе ты ничего от меня не узнаешь.

— Это дело, — сказал Регул и принялся писать удостоверение о добровольном признании Мизития. — Ты хитрец, — прибавил он, протягивая Мизитию требуемое удостоверение. — А теперь имена!

— Люций Антоний, — произнес флейтист, предварительно со вниманием прочтя написанное Регулом и спрятав бумагу в карман своей туники.

— Люций Антоний? — с ужасом отодвинулся от него Регул. — Военачальник германской армии? Да это целый бунт?

— Да, — ответил Мизитий.

— Кто же его сообщники здесь, в Риме?

— Я не знаю.

Мизитий объяснил, что, кроме него, никого не было.

— Это ловко, — произнес Регул. — Но мы все-таки должны их раскрыть. Правда ли, что заговор существует? Мне нужны доказательства…

— Ты их получишь завтра вечером.

— Как же так?

— Будь завтра в двенадцатом часу на Фламиниевой дороге. Курьер из Германии привезет мне письма…

— Буду, — живо ответил Регул.

— Я свободен? — спросил Мизитий.

— Совершенно! Прощай, до завтра.

— До свиданья, до завтра! — повторил Мизитий.

Через час Мизитий был в объятиях Геллии.

— Ну, мы спасены, — сказал ей муж. — А твой архигалл все-таки большой мерзавец. Он меня выдал Регулу. Я не мог защищаться и должен был все ему раскрыть. Эту записку Регула спрячь хорошенько; кто знает, может быть, впоследствии она нам и пригодится…

На следующий день вечером Регул получил из рук Мизития пакет с бумагами из Германии. Какова была его радость, когда он там же нашел и письмо Метелла Целера к великой весталке! В интимных излияниях любящего сердца было целый букет доказательств Антониева заговора. Дело было вполне ясно…

— Aгa! — смеясь, говорил Регул. — Боги мне покровительствуют. Посмотрим, далеко ли уйдут от меня и весталка, и все христиане! Пусть теперь император спрашивает меня, о чем ему угодно. Я не боюсь остаться без ответа перед его безжалостным гневом.

Регул торжествовал. Никогда император с ним не говорил так милостиво, как в последний раз, в галерее богини Минервы. Однако, к великому изумлению и Домициана и Регула, бумаги, принесенные Регулом, исчезли.

Результат был поразительный. Домициан чуть не получил нервную горячку, а Регул опять должен был признать свою новую неудачу, так как цель его так и не была достигнута. Стены Рима быстро были увешаны прокламациями, народ узнал о заговоре, а в Германию отправился курьер с просьбой к Антонию поспешить в Рим и немедленно выступить против императора…

Что же касается письма Метелла к весталке, то оно осталось пока в руках Гургеса.

Гургес остался с письмом в руках. Носитель жезла богини Либитинской, обыкновенно с важностью участвовавший в похоронных процессиях, должен был помимо своей воли сделаться почтальоном и придумать самый удобный способ доставить письмо по назначению.

— Попросить Цецилию, — раздумывал он. — Она могла бы передать письмо весталке. А вдруг я ее толкну в опасность?… Я люблю Цецилию, хотя она и жена Олинфа, — и я не смею увеличивать ее страдания. Бедная! Но что же мне делать?

Он усиленно тер себе лоб — обычный жест людей, попавших в особенно затруднительное положение.

— Нашел, нашел! — вдруг крикнул он. — Чудесно! Мне очень нравится христианский епископ. Это письмо касается будущности юных цезарей, а он, говорят, им приходится родственником. Не возложить ли на него это поручение?

Гургес даже подпрыгнул от удовольствия: так проста показалась ему мысль о христианском епископе. И он крикнул могильщиков, не замедливших предстать перед ним со своими факелами.

— В дорогу! По направлению к Капенским воротам! — кричал Гургес.