Э Кэнтон - Аврелия

«Дорогой Веспасиан! — сказала я. — За что ты меня хвалишь? То, что я сделала для Цецилии, ведь это так просто! За что, почему ты меня благодаришь?»

При этом вопросе Веспасиан посмотрел на меня с удивлением.

«Дорогая Аврелия! — ответил он не колеблясь. — Ты не знаешь, с каким чувством она прославляла нашего Бога и как молилась о спасении наших братьев…»

«Вашего Бога! Ваших братьев! Дорогой Веспасиан, что же все это значит? У тебя другой Бог? Не такой, как мои боги?… А разве я не сестра тебе больше?»

«Я христианин, дорогая сестра, — ответил мне Веспасиан. — Та самая Флавия Домицилла, которая наставляла в этой святой вере моих отца и мать, не могла забыть и меня…»

«О, она и меня не забыла, — возразила я с иронией, — но, клянусь Юпитером, не по ее вине я еще до сих пор не еврейка, как ты…»

«Аврелия, Аврелия! — печально заметил Веспасиан. — К чему ты призываешь Юпитера? К несчастью? Да, к несчастью, ты еще нехристианка, но ты достойна этого… Если меня не обманывает мое сердце, ты несомненно будешь христианкой…»

«Перестань шутить, дорогой Веспасиан! Я не думаю, чтобы ты потерял разум! Ты ответишь на мой вопрос?»

«Да, если это не будет противоречить моей религии».

«Скажи, что тебя привлекает к христианам? Одна религия?»

«Да, одна религия…»

«И только? В таком случае тебе ее следует бросить для меня…»

Аврелия прервала свой рассказ и обратилась к Вибию Криспу, который, ничем не нарушая настроения своей воспитанницы, сидел и слушал ее с большим вниманием.

— Видишь, Вибий, я поставила ему вопрос ясно, но очень опечалилась потом, увидя, как он разволновался.

«Как? Неужели моя Аврелия этого от меня требует?» — вскричал он.

«Ведь ты цезарь, Веспасиан, а я твоя невеста», — заметила я.

«Аврелия! Люби меня так, как я люблю тебя», — горячо сказал Веспасиан.

«Неужели ты в этом сомневаешься?»

«Уверуй, Аврелия, уверуй вместо того, чтобы от меня требовать жертвы!»

«Мне кажется, дорогой Веспасиан, — сказала я, — что мы поменялись ролями. Все это тебя касается, а не меня… Ты должен пожертвовать своей религией для меня…»

«О! — сказал он. — Я теперь вижу, что тебя смущает! Ты думаешь о том, что я не могу быть христианином и наследником престола? Но что же из этого?»

«Как что из этого? Ведь можно быть лишь чем-нибудь одним: или наследником, или христианином…»

«И я остаюсь христианином…»

«Правда? — воскликнула я с сомнением. — Ты серьезно говоришь?»

«Серьезно, и очень серьезно!» — радостно ответил Веспасиан.

«Ты так же серьезно хочешь и того, чтобы твоя невеста не могла быть твоей женой?… Тебя и это радует?»

«Ты жестока!»

Молодая девушка остановилась, чтобы по лицу Вибия проверить впечатление от своего рассказа. Вибий был спокоен.

Она тяжело вздохнула и продолжала:

— Я ждала этого, я убеждена была, что иных ответов от Веспасиана я не получу. Но у него столько души выразилось в голосе, когда он мне сказал, что я жестока; он бросил на меня столь нежный взгляд, что я уже считала победу за собой. Я подошла к нему. Он взял меня за руки, целовал их и давал мне самые нежные имена…

«Веспасиан! — ответила я. — Я не оставлю тебя, что бы с тобой ни случилось».

«Я это знаю, дорогая Аврелия. У меня никогда не было сомнения в твоей любви».

«Но нас могут разлучить, дорогой мой!»

«Тогда будет ужасная жертва для меня».

«Жертва! — вскричала я, вся дрожа. — Кого же ты принесешь в жертву?»

«К чему этот вопрос, дорогая?»

«Ты не любишь меня, Веспасиан, но ты не решаешься сказать мне это!»

— О Вибий! Я горько заплакала… Я видела, что все для меня кончено…

«Дорогая моя, — сказал мне Веспасиан, делая над собой усилие. — Если потребуют только мою жизнь, это будет самое легкое».

«Твою жизнь! Да разве я больше для тебя не существую?»

«Ты все для меня, — воскликнул он, — но я не могу тебя предпочесть моему Богу», — прибавил он печально.

— О Вибий! — продолжала Аврелия. — Когда я услышала это, я не знаю, что со мной творилось. Это было слишком тяжело для меня… Я лишилась чувств и упала… Как сквозь сон я видела Веспасиана, который хлопотал около меня, звал на помощь… Потом я ничего не помню… Что-то кружилось в моих глазах, что-то кругом шумело… Я была в обмороке… Когда я пришла в себя, я ничего не помнила… Возле себя видела лишь своих рабынь, которые старались помочь мне. Понемногу я начала вспоминать, что произошло… Веспасиана уже не было…

Молодая девушка была в горе. Она заплакала. О гордости ее и помину не было. Это была уже не вольная патрицианка, ставившая в основу своих действий, мыслей свое патрицианское происхождение, свою гордость, — это была кроткая агница… Она молча взирала на своего опекуна, который сидел перед ней, опустив голову. Оба молчали… Наконец Вибий как бы про себя тихо произнес:

— О, эти христиане!.. Их ничем не сокрушишь!.. Для них религия — всё, и всё они попирают ногами…

— Неужели же нет никакой надежды, Вибий? Неужели же все кончено? — с мольбой в голосе спрашивала Аврелия.

Вибий в этом отношении не считал себя хорошим врачевателем, да старик и не понимал, что делается с Аврелией, не мог знать тех мотивов скорби своей воспитанницы, ответа на которые она ждала от него… Можем сказать, что воспитатель и воспитанница глядели на дело с разных сторон, стояли на совершенно разных точках зрения. У Вибия сейчас же явилась мысль об императоре… Домициан должен узнать об этом, а тогда что? На Вибия напал страх…

— Дорогая Аврелия! Позволь мне подумать, — начал Вибий самым нежным тоном, какой только мог быть у него. — Не надо так отчаиваться… Время, лучший целитель, победит твоего жениха, и твоя любовь восторжествует… Я так поражен всем этим, что прямо не знаю, что мне тебе посоветовать, что предпринять самому… Мы скоро все разузнаем, все увидим, только старайся, дорогая Аврелия, чтобы не дошло до императора. Во всем положись на меня…

Старик долго еще говорил с Аврелией, долго старался ее утешить, но слова его только раздражали Аврелию, которая начинала чувствовать себя уже утомленной… Она с сожалением глядела на этого старика, показавшегося ей теперь каким-то сухим эгоистом. Она с болью в душе выслушивала его, в сущности, пустые и бессодержательные слова… Единственное для нее спасение было в одиночестве…

Когда Вибий стал прощаться, Аврелия не удерживала его, и, едва старый сенатор ушел, она бросилась на кровать и долго пролежала там, прислушиваясь к удалявшимся шагам Вибия… Вот стук шагов прекратился, и в комнате настала тишина.

— Опять одна, опять одна! — громко воскликнула Аврелия и тяжело вздохнула.

Она закрыла глаза и долго пробыла в таком положении, находясь под гнетом смущавших ее мыслей…