Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

— Я прекрасно знаю о том, что мои девери заслуживают примерного и сурового наказания. Но государь всегда должен думать о милосердии. Вот почему я ограничусь только изгнанием их из пределов герцогства…

Сыновья Франческо Сфорца превратились в изгнанников. Галеаццо, тиран, и Оттавиано, мятежник, погибли. Сфорца Мария, самый необузданный из всех братьев, томился под домашним арестом в своем собственном герцогстве в Бари. Лудовико пришлось выбирать: отправляться ли ему в изгнание во Флоренцию или же предпочесть Пизу. Асканио, как духовное лицо, должен был оставаться в Сьене или Перудже. Только Филиппо Мария, существо совершенно безобидное, мог продолжать жить в родном Милане.

Примерное и суровое наказание, которое в силу обстоятельств не могло коснуться родственников герцогини, обрушилось со всей тяжестью только на одного из заговорщиков — кондотьера Донато дель Конте. В Милане был устроен показательный процесс над сообщником братьев. О ходе судилища в мельчайших подробностях были тотчас информированы послы Милана в Венеции, Савойи и Франции. Цель — пусть как можно больше рассказывают, передают с упоением подробности и таким образом, быть может, внушат тамошним государям, что ждет врагов герцогини. Донато был сражен тяжелой болезнью и умер в тайном застенке тюрьмы Монцы. Однако рассказывают, вполне в духе того времени, причем, как водится, наперекор официальной версии, что обстоятельства гибели Донато были иными. Мятежник попытался бежать из тюрьмы, спустившись по веревке в глубокий ров, окружающий замок. Но веревка была гнилой. Донато сорвался в пропасть и разбил голову об острые камни, специально подсыпанные в ров. Итак, Донато дель Конте было суждено стать козлом отпущения и очистительной жертвой одновременно. Братья Сфорца пребывали в изгнании. Бона могла торжествовать победу.

Однако радость ее длилась недолго. Генуя еще раз подвела систему ее власти на край пропасти. Род Фьески снова поставил под вопрос женское властолюбие, столь характерное для Италии эпохи Возрождения. Джан Луиджи Фьески потребовал от Боны освободить своего брата Убьетто. Роберто Сансеверино, заклятый враг герцогини, обещал свою помощь и поддержку Фьески. Желая доказать свой выбор на деле, он предал огню и мечу окрестности Генуи. Обстановка становилась все более взрывоопасной. Один из наиболее преданных Боне кондотьеров, Джанджакомо Тривульцио, попытался встретиться с Фьески и уговорить его отказаться от мятежных замыслов в отношении Генуи.

— Сначала освободите моего брата, — был лаконичный ответ.

— Да, но прежде нам необходимо располагать свидетельством доброй воли с твоей стороны. Как только прекратятся мятежные выступления, твой брат будет свободен, — поставил жесткое условие Тривульцио.

— Не бывать этому! Освободите брата!

И война вспыхнула с новой силой. Перевес был на стороне Сфорца. Генуэзские мятежники оказались не в силах подорвать державную мощь герцогини.

Солнце ярко осветило фасад главного Миланского собора. 2 апреля 1478 года — праздник Святого Георгия. Перед епископом на коленях подросток. Джан Галеаццо Сфорца отныне герцог Милана. Ему вручены символы герцогской власти, принадлежавшие еще деду, основателю династии, затем злодейски убиенному отцу. В роскошном одеянии, соответствующем торжественности момента, рядом его мать — Бона Савойская. На губах ее блуждает счастливая улыбка. Как и Бьянка Мария, возведшая на трон Галеаццо, Бона тоже позаботилась о том, чтобы коронация запомнилась миланцам, врезалась в память. Задолго до торжественной церемонии собирала она ежедневно своих советников: обсуждались детали церемонии. Еще и еще раз обдумывали маршрут кортежа, униформу солдат, расположение знамен и хоругвей, священнослужителей, продолжительность крестного хода — ничто не ускользнуло от ее цепкого внимания. Монахи-бенедиктинцы из прихода Сан-Пьетро попытались было уклониться от участия в шествии, но герцогиня тотчас дала им понять, что в случае их неучастия в торжествах орден Св. Бенедикта будет лишен всех городских привилегий. Итак, Джан Галеаццо стал герцогом. Казалось, теперь судьба Милана прочно в его руках. Думалось, ничто не сможет подорвать его положение, упрочившееся благодаря хитросплетению военно-политических равновесий, реализму и политике твердой руки. Чикко Симонетта по праву торжествовал. Всего за каких-то два года ему удалось возвратить герцогству былое величие и былую славу времен Франческо Сфорца.

Мир в Италии, однако, держался на острие ножа. Флоренция навлекла на себя ненависть всех государей. Король Неаполя был до крайности раздражен поведением флорентийцев, потому что они воспрепятствовали осуществлению его планов по захвату миланского наследства. Разгневан и папа, потому что Флоренция расстроила его хитроумный замысел насчет Романьи и Умбрии. Флоренция, ничтоже сумняшеся, отказалась признать Франческо Сальвати архиепископом Пизы. Франческо Сальвати был заклятым врагом дома Медичи. Именно по этой причине Сикст IV и назначил его в Пизу, чтобы досадить флорентийской синьории. Флоренция могла процветать до той поры, пока благодаря господству Сфорца прикрытие ей было обеспечено. Теперь же Флоренция стала выглядеть как добыча, на которую с вожделением взирали неаполитанский король и римский папа. Объединившись, эти мощные враги взялись разжигать угли гражданской войны в самом сердце Флоренции. Фердинанд Арагонский, желая, по свидетельству Гвиччардини, установить во Флоренции новое государственное устройство, подстрекал ненависть, снедавшую семейство Пацци, главных врагов Медичи. И все же Якопо дей Пацци терзали сомнения. Кому-кому, а ему было известно, что враги его, Медичи, пользовались симпатией большинства флорентийского народа. Он знал также, что его собственное имя достаточно престижно и значительно, чтобы собрать под этим знаменем многочисленную рать мятежников.

Молодые Медичи, подобно набожным богомольцам, творят молитву пред алтарем церкви Святой Заступницы. Богатство украшений, великолепие картин, на которых флорентийские мастера запечатлели религиозный порыв Медичи, не ускользают от внимания братьев. 26 апреля 1478 года, в тот самый момент, когда Лоренцо и Джульяно Медичи были на святой мессе, в храм ворвалась горстка заговорщиков и набросилась на братьев с кинжалами. Джульяно, портрет которого кисти Боттичелли ныне хранится в Берлинском музее (всякий видевший его не мог не запомнить тонкие поджатые губы, короткую сильную шею, темные вьющиеся волосы, аристократический, как бы вылепленный из чистого воска профиль), был в тот день нездоров, движения его были медлительны. Он тут же упал наземь, захлебнувшись собственной кровью. Лоренцо удалось спастись. Он забаррикадировался в церковной ризнице. Заговор Пацци, таким образом, провалился.