Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Интуиция не подвела миланского герцога. Тайная борьба за власть с новой силой вспыхнула под сенью собора Святого Петра. В результате из Ватикана был удален Асканио Сфорца. Вызов, брошенный Ватиканом престижу Милана, слишком очевиден всем. Неаполитанский король был до крайности огорчен таким поворотом событий. Он всеми способами пытался дать понять Лудовико, что разделяет его возмущение. Но слишком поздно! Опасаясь быть растоптанным своими врагами, Лудовико Мавр согласился заключить союз с королем Франции.

Фердинанд Арагонский не лгал, утверждая, что головокружительное изменение обстановки в итальянской политике причиняет ему головную боль. Обессиленный бесконечной дипломатической войной, напуганный грозовыми тучами, сгустившимися над Италией, не видевший никакого достойного выхода из создавшейся ситуации, король Фердинанд умер в начале 1494 года.

Карл VIII, привычный к интригам своих заносчивых феодалов, как и все иностранцы, вынужденные расшифровывать поведение итальянских политических деятелей, ничего не понимал в намерениях Венеции, Флоренции, папского престола, Неаполя. Пьеро де Медичи, посредственный преемник Лоренцо Великолепного, получив известие о планах французского короля, повел себя крайне двусмысленно.

— Я подвергну флорентийцев жестокому наказанию! — рассвирепел Карл VIII. — Лучше я отдам их город Мавру, тот по крайней мере верный союзник.

Как ни странно, именно Лудовико пытался умерить гнев французского завоевателя. Лудовико сформировался как политический деятель, стремящийся к достижению равновесия между итальянскими государствами — извечной мечты своего отца Франческо Сфорца. По этой причине сама мысль о том, чтобы стереть с итальянской политической сцены Флоренцию, пугала его: он предпочитал, чтобы итальянские государства остались тем, чем они всегда были. Только таким образом, полагал он, можно будет продолжить деликатную политическую игру, основанную на поддержании равной безопасности сторон. Тем не менее Мавр, видя, как папа все более сближается с новым неаполитанским королем Альфонсо II Арагонским, был вынужден сделать ставку на Карла VIII.

Но французский король натолкнулся на неожиданное сопротивление со стороны внутренней оппозиции.

— Знаю, все вы против нашего похода в Италию, — обратился он к дворянскому собранию королевства, — но я чувствую, что должен выступить в поход против турок, а для этого мне необходимо взять в руки неаполитанское королевство.

Карл не скрывал трудностей, с которыми ему придется столкнуться в Италии. Тот же Мавр неоднократно предупреждал его, что для завоевания Италии необходима «армия смельчаков». В какой-то момент, напуганный перспективой длительной и кровопролитной кампании, Карл стал сомневаться: не лучше ли атаковать турок, выйдя к ним в тыл со стороны Венгрии, страны равнинной и плоской, вместо того чтобы преодолевать горные склоны и карабкаться по скалам в Италии? Но венгерский вариант предполагал, что он должен заключить союз с императором. Карлу же такой союз претил.

В конце концов он принял окончательное решение. Была собрана армия, подготовлены в портах корабли и провиант. Марсель и Генуя стали опорными базами. Наступил 1494 год, самый несчастный год итальянской истории, утверждал Гвиччардини, во всяком случае, он открыл собой полосу несчастий, обрушившихся на Италию. Страна раздроблена и истерзана соперничеством между многочисленными мелкими и мельчайшими синьориями, жизнь всех находится под постоянной угрозой, на горизонте — неизменно хищные взоры чужестранных завоевателей, правители хитрят и политиканствуют в духе Возрождения. Налицо все элементы трагической неуверенности в будущем. На другой чаше весов — бессмертная итальянская фантазия, способность обращать в свою пользу трудноразрешимые проблемы, искусство управления и ведения войны; все это сошлось в одном государе, Лудовико Мавре. Именно в нем «доблесть» и «фортуна» — идеалы кондотьера и государя эпохи Возрождения — обрели гармоническое равновесие.

Многие в Италии 1494 года предрекали провал столь разрекламированного похода Карла VIII. Скептики полагали, что Карл либо сумасшедший, либо Господь решил его покарать, приговорив к неизбежному поражению. По мнению итальянских экспертов, вторжение французской армии в Италию приведет к непомерному растягиванию линий коммуникаций, сделав их тем самым уязвимыми и в конечном итоге неспособными обеспечить постоянное снабжение продовольствием и амуницией, так что рано или поздно французы будут вынуждены в беспорядке отступить. Прогноз оказался в общем верным. Тем более что прием, с которым столкнулись французы в разных итальянских городах, оставлял желать лучшего. Джероламо Савонарола обрушился в своих проповедях на французских варваров, именуя их не иначе как «бичом Господним».

«Мне необходимы деньги для снабжения армии», — передал Карл через своих послов Лудовико. «Мне нечего дать, — сухо ответил Мавр. — Налоги уже состригли с миланцев все, что на них было».

Карл VIII вынужден распродать часть своих поместий, чтобы заплатить жалованье основной части своих войск, сосредоточенных на рубежах Италии. Тем временем зрелище, которое представляла Италия перед лицом вторжения иностранного агрессора, вселяло ужас в сердце всякого трезвомыслящего наблюдателя. Как всегда в подобных случаях, царили паника и безразличие, жизнь шла своим чередом, тревожимая время от времени леденящими душу слухами о войне. Итальянские государи тоже вели себя как обычно: каждый вечер либо гости, либо в гостях, каждый день обмен послами, иногда по два раза в день, а то и чаще; планы, проекты, союзы, контакты, представительства. С утра у государя в союзниках совсем не те, что были перед тем, как он лег спать. Как правило, за ночь бывшие друзья становились врагами и наоборот. Самое же удивительное — страх, робость, ввергавшая итальянских синьоров в оцепенение, обычно преувеличивавшая масштабы французской угрозы. Странно, ведь тогдашняя Италия располагала лучшими военачальниками, отважными генералами, прекрасно обученными войсками, оборудованными крепостями, изобилием продовольствия.

Папа, однако, повел себя как безумец. Александр VI был убежден, что вторжение французского короля должно непременно совпасть по времени с созывом Ватиканского собора, который был призван рассмотреть вопрос о законности его избрания на папский престол. Папа опасался, что на Соборе ему будет предъявлено обвинение в святокупстве и он будет свергнут с престола. Обеспокоенный подобным исходом Собора, он выступил против христианина, французского короля, и обратился за помощью к турку, антихристу. Только занятость султана, ведшего очередную войну в другом месте, помешала установлению столь противоестественного союза. Между прочим, султан был в прекрасных отношениях с королем Неаполя, который, желая предостеречь папу не очень-то доверять льстивым речам своих врагов, направил свои войска в Романью, на самую границу папского государства.