Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Возможность построить свои отношения на основе договоренности отныне была потеряна. Между Карлом и Флоренцией произошел разрыв. Тем не менее флорентийцы согласились выплатить Карлу 120 тысяч флоринов, сумму внушительную, при условии, что французская армия оставит город и продолжит свой поход на юг.

Наступил последний день 1494 года — 31 декабря, день Святого Сильвестра. Французская армия подошла к городским воротам, а к вечеру того же дня захватила весь Рим. Вступление в город началось в три часа пополудни. К девяти часам вечера за чертой города не оставалось уже ни одного французского солдата, ни одной французской повозки. К ночи резко похолодало, дул острый пронизывающий ветер. В сгустившихся сумерках один за другим вспыхивали факелы и костры, отовсюду раздавались хриплые возгласы римлян: «Франция! Франция!» Народ приветствовал освободителей. В трепещущем свете факелов, прорезавших ночь, зрелище, которое наблюдал Карл, было поистине фантастическим! Языки пламени отражались в мерцающих латах огромных фигур немцев и швейцарцев: блестящая выправка, отлично подогнанная форма, отполированное до блеска оружие. Море украшенных плюмажем шлемов, разноцветные хоругви, штандарты, всадники в шелковых плащах, ландскнехты с поблескивающими в ночи алебардами.

Папа, опасаясь, что Карл немедленно созовет Ватиканский собор, чтобы свергнуть его с престола, заперся в замке Святого Ангела. Переговоры он повел с предельной осторожностью, стараясь ничем не раздражать захватчика. Король действительно намеревался как следует проучить скандального первосвященника. Однако ограничился только тем, что потребовал кардинальскую мантию для одного из своих ставленников и на всякий случай взял заложником сына папы, известного всем Чезаре Борджа. Преодолев страх, Александр VI возобновил политическую деятельность. Он даже позволил себе ослушаться французского короля, отказав ему в инвеституре на Неаполитанское королевство.

Единственная жертва Карла VIII в Риме — кардинал Асканио Сфорца, который решил, что соглашение, достигнутое папой и королем, было направлено против него. 16 января 1495 года он покинул Рим, излив всю свою горечь в письме к брату Лудовико.

— Король Карл обладает душонкой предателя, он человек вероломный, — объявил Лудовико.

Он весьма рад тому, что нашел удобный предлог, чтобы разорвать союз с королем. Теперь он свободен от прежних обязательств. Лудовико Мавр незамедлительно написал в Венецию, изложив подробный план, который поставил бы французского короля в трудное положение. Необходимо повести дело таким образом, чтобы король был вынужден атаковать крепости Сарцана и Пьетрасанта, которые великолепно обеспечены на случай длительной осады, и, натолкнувшись на мощное сопротивление, пролив немало крови, оказался бы не в силах продолжить поход по Италии. Венеция приветствовала мудрость Мавра.

Однако продуманный до последних мелочей план так и не был приведен в действие. 22 февраля неожиданно для всех Неаполь распахнул ворота перед французами. Единственное, что, быть может, предвещало подобный исход событий, было отсутствие какого-либо сопротивления со стороны Неаполя на протяжении всего похода Карла. Неаполитанский флот, который, как предполагали многие, должен был предать огню и мечу Геную, уничтожив на месте французский экспедиционный корпус, прибыл на место событий с огромным опозданием и, не произведя ни одного выстрела, сдался. Неаполитанские войска, отправленные на север, чтобы остановить вторжение, действовали столь медлительно, что добрались только до Чезены. Войска короля-арагонца остановились в этом пункте, ограничившись мелкими стычками с неприятелем и подавлением неопасных бунтов среди местного населения. Таким образом, когда Карл, выступив из Рима, двинулся в направлении Неаполя, капитуляция города произошла крайне безболезненно. Злополучный король Фердинанд, или Феррандино, как его прозвали неаполитанцы, хотя и пытался в отчаянии заключить союз с Мавром, но не успел предпринять ничего конкретного. Он был вынужден спасаться бегством.

Как это ни парадоксально, поражение Неаполя разрядило обстановку и создало предпосылки дальнейшей катастрофы похода Карла VIII. Подстегиваемые опасностью миланские послы прибыли в Венецию 5 марта. К исходу месяца они заключили новый союз, для того чтобы защитить итальянскую землю от иностранных захватчиков.

Карла ничуть не встревожили эти новые события. Он был убежден, что ситуация находится под его контролем. Неаполь за несколько столетий итальянской раздробленности и сложной ее истории научился держаться стороны очередного завоевателя. Поэтому неаполитанцы, увидев, что в городе объявился новый чужеземный король, устроили ему праздничный прием. Неаполитанские мужчины отвешивают французам самые глубокие поклоны. Неаполитанские женщины готовы услужить, исполнить любую прихоть французов. Они — новые хозяева, следовательно, рассуждали неаполитанцы, по любви или по принуждению к ним нужно относиться с уважением и всячески привечать. Неаполитанцы в течение многих столетий выработали в себе философское понимание действительности. Они сознавали, что Карл и его армия рано или поздно уйдут, как пришли. Они же, неаполитанцы, останутся. Эта житейская мудрость была проверена столетиями, и не было смысла отказываться от нее сейчас. В несколько дней город буквально преобразился. Начались бесконечные праздники — балы, танцы, турниры, банкеты, оргии и любовь, много любви, море любви в честь армии оккупантов и их кондотьера.

17 мая Карл устроил в Неаполе военный парад. Сам он был облачен в специально сшитый по этому случаю костюм императора Восточной Римской империи. Сценарий торжеств был продуман до мелочей. Карл пожелал внушить неаполитанцам идею о том, что он как бы уже сегодня, сейчас является завоевателем Константинополя. Но всякое забегание вперед, попытка поторопить ход истории всегда завершается провалом. Неаполитанцы, прирожденные фаталисты, прекрасно знают об этом дурном предзнаменовании. Этот уродец Карл, влезший в костюм кесаря, вызвал на лицах неаполитанцев только улыбку. Сценарий торжеств, разработанный Карлом, был и того хуже. Жалкое зрелище! Французский король явился народу, как и было предусмотрено в сценарии, подобно кесарю, вздымающему обеими руками огромный шар, олицетворение вселенной. Но, очевидно предположив, что этого театрального жеста будет для неаполитанцев недостаточно, он еще должен был вздымать к небесам и свой скипетр. Карл сгибался под тяжестью невероятно тяжелой короны. Казалось, все было придумано нарочно, чтобы превратить весь этот маскарад в унизительное шутовство. Неаполитанцы еще раз убедились: праздновать победу заранее — дурной знак!