Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Французы имели не более 9500 вооруженных солдат. Большая часть армии была уничтожена голодом, трудностями пути, болезнями. Предстоявшее сражение пугало солдат. Они боялись столкнуться с неприятелем в открытой борьбе. Итальянский поход для них был на первых порах не более чем приятной прогулкой. Теперь же им предстояло помериться силами с грозным неприятелем.

Первыми в долине оказались 350 французских кавалеристов — лучшее, что осталось от армии завоевателя. Следом за ними медленно и величаво, как и подобает прирожденным жителям гор, выступили 3000 швейцарцев.

— Триста пусть останутся в резерве, — приказал Карл. — Вперед, мои лучники-шотландцы, вперед, мои стрелки!

На пути французов 30 тысяч итальянцев. Своей озлобленной храбростью готовы они восполнить все недостатки организации сражения. Они жаждут отомстить иноземцам за унижения, которые испытала их страна за время оккупации. Накануне битвы кондотьеры Карла отправили в безопасное место свои обозы с награбленным в Италии — пять или шесть тысяч мулов, груженных сокровищами.

Гонзага задумал очень остроумный план битвы. Он желал избежать лобового столкновения с противником, что могло бы привести к многочисленный жертвам. Поэтому он решил сымитировать атаку на французский авангард, а затем неожиданно атаковать по флангу противника. Вместе с одним из лучших своих капитанов, Бернардино Фортебраччо, он переправился на правый берег Таро, где наметил два возможных пути перехода ее вброд, с тем чтобы проникнуть в основную массу французов и обратить их в паническое бегство. Однако непредвиденное событие помешало осуществлению этого хитроумного плана в последний момент.

В самом начале битвы неприятеля атаковали страдиоты — мобильная венецианская кавалерия. Подбадривая себя безумными выкриками и воплями, размахивая над головой кривыми саблями, они добились своего — французы были в полном замешательстве. Венецианцы тотчас поспешили ретироваться, так как увидели швейцарцев с их смертельными аркебузами. В тот самый момент, когда венецианцы уже отступали, Гонзага и Фортебраччо попытались начать переход Таро вброд. Но тут полил проливной дождь неслыханной силы. Итальянская кавалерия и пехотинцы захлебнулись в реке, превратившейся в полноводный и стремительный поток. Переходить реку вброд стало невозможно или очень опасно.

Французы же, видя, как в отчаянии бросаются в опасную реку итальянские кавалеристы, сразу же поняли, в чем состояла хитрость Гонзага. Они немедленно позаботились о том, чтобы укрепить свой фланг и отбить атаку итальянцев. Но французы беспокоились напрасно. Ставшая вдруг непреодолимой водная преграда разрушила смелый замысел войск итальянской лиги.

Однако, несмотря на то что их стратегический замысел был противником давно разгадан, несмотря на большие потери, итальянцы не сложили оружия. Но и французы не могли уступить. Ими управляла сила отчаяния. Они твердо решили проложить себе путь на родину. Широкогрудые и плечистые швейцарцы, подвижная французская кавалерия, страдиоты, итальянские пехотинцы — все смешалось в одну общую мясорубку. Произошло такое чудовищное побоище, которого итальянское поле брани не ведало на протяжении двух столетий.

Карл в этот час смертельной схватки искупил всю свою вину и за безразличие к судьбам солдат, и за свою трусость. Весьма смело и достойно занял он место в самом центре битвы под развернутым штандартом Франции. Меч его блистал, тяжело обрушиваясь на головы итальянской пехоты, разбегавшейся во все стороны только от одного его свирепого вида.

Тем временем Франческо Гонзага в отчаянии пытался обойти ряды сражающихся и один на один столкнуться в смертельной схватке с французским королем. Эта дуэль, если бы она состоялась, смыла бы весь позор с той страницы итальянской истории, на которой историки написали, что это было первое иноземное вторжение в Италию много столетий спустя после нашествий германских императоров и византийских генералов. На мгновение Гонзага перестал видеть и что-либо понимать. Дым, язык пламени, удар швейцарской аркебузы — и конь опустился на колени. Гонзага рухнул наземь. Нет у него больше боевого коня. Время потеряно. Он так и не успел сразиться с французским королем. Всего в нескольких шагах от него умер от ран безумно храбрый Фортебраччо.

Мясорубка продолжалась до глубокой ночи. Когда же тьма распростерла над кучей мертвых тел свой траурный покров, Карлу удалось оторваться от преследователей и продолжить отступление. Через несколько дней он был уже в Асти и перешел через Альпы. Теперь он был вне опасности. На поле битвы все было не так, как во времена расцвета Возрождения. Тогдашние войны, как правило, не были кровопролитными. Теперь же война собирала обильную жатву — четыре тысячи погибших. Две трети из них — итальянцы.

По мнению многих историков, в частности автора великолепного исследования Луиджи Бардзини, битва при Форново была поворотным моментом итальянской истории. Если бы итальянцам в тот июльский день удалось одержать победу, многое в нашей истории изменилось бы. Прежде всего итальянцы ощутили бы гордость за свое единство. А во-вторых, общая победа над иноземным захватчиком, быть может, укрепила бы их волю создать общенациональную монархию по образцу тех, которые выдержали испытание временем во Франции и Англии.

Как знать, не начнись в тот роковой день ливень, история Италии приобрела бы совершенно иное направление. Де Коммэн, писавший о французском походе в Италию 1494 года, утверждает, что решающий момент сражения — гроза и исчезновение брода в волнах Таро, — все это длилось не более четверти часа. Всего пятнадцать минут предопределили нашу судьбу. На века.

Заседание венецианского Сената, как всегда, проходило в обстановке торжественной таинственности. Казалось венецианские сенаторы должны были испытывать удовлетворение: французский король оставил пределы Италии. Но атмосфера была иной — все опасались новых предательств. Среди итальянских государей отношения прежние. Один не доверяет другому, один подозревает другого. Каждое слово подвергается сомнению.

Один из сенаторов сообщил то, чего все ждали и в то же время опасались:

— Не следует полагаться на возможности новой лиги. Мавр дожидается, пока Карл Восьмой перейдет через Альпы. Он уже дал знать французскому королю, что желает с ним сблизиться.

Самый почтенный и старший по возрасту сенатор воскликнул в сердцах:

— Будь проклят этот предатель! Он всегда был и останется врагом венецианского Сената.

Над Венецией в который уже раз нависла угроза изоляции. Испытывая комплекс осажденной крепости, Венецианская республика, которая полагала, что наконец ей не придется, как прежде, бороться с врагами Италии в гордом одиночестве, опять очутилась в незавидном положении. Если Мавр заключит сепаратный мир с королем Франции, то итальянская политика снова окажется в опасности и будет представлять скрытую и явную угрозу Республике.