Эжен Ионеско - Между жизнью и сновидением [Собрание сочинений: Пьесы. Роман. Эссе]

Оратор. Мгнм… нмнм… гм… ыгм…

Рассердившись, резким движением он стирает с доски написанное и пишет заново: КРР ГРР НЫРГ. Поворачивается к залу, улыбается, словно не сомневается, что его поняли и он что-то сумел объяснить, указывает, обращаясь к пустым стульям, на надпись и, довольный собой, застывает в неподвижности, затем, не видя ожидаемой реакции, перестает улыбаться, мрачнеет, ждет, вдруг недовольно и резко кланяется, спускается с эстрады и направляется к главной двери в глубине, завершая свое призрачное появление: прежде чем выйти, он еще раз церемонно раскланивается перед стульями и императором. Сцена остается пустой со стульями, эстрадой, паркетом, засыпанными конфетти и серпантином. Дверь в глубине широко распахнута в черноту. Впервые слышатся человеческие голоса, гул невидимой толпы: смех, шепот, «тсс», ироническое покашливание, поначалу потихоньку, потом громче, потом опять стихая. Все это должно длиться довольно долго, чтобы реальная публика, расходясь, унесла с собой это впечатление [17] На представлении занавес падал во время молчания оратора, черной доски не было. Первая постановка 1952 года прошла без музыки. Для второй постановки Моклера в 1956 году и ее возобновления в 1961-м Пьер Барбо написал музыкальное сопровождение: фанфары трубили при появлении императора; в сцене прибытия гостей и в последней сцене, когда старик произносит благодарственные слова, звучала ярмарочная балаганная музыка, издевательски-торжествующая, подчеркивавшая юру стариков, гротесковую и трагическую одновременно. .

Занавес опускается очень медленно.

Перевод М. Кожевниковой

Действующие лица:

Шуберт

Мадлена

Полицейский

НиколаФторо

Дама

Маллос двумя «эль»

Комната, обставленная в мещанском вкусе. Шуберт в кресле у стола читает газету. Мадлена, его жена, сидит на стуле за столом и чинит носки. Оба молчат.

Мадлена (отрываясь от штопки) . Ну, что пишут?

Шуберт. Никаких происшествий, как всегда. Всякие кометы, звездный взрыв в космосе. Ничего особенного. Вот требуют оштрафовать соседей за то, что их собаки гадят на тротуар.

Мадлена. И правильно. До чего противно, если нечаянно наступишь.

Шуберт. Жильцам первых этажей тоже противно: открывают утром окна, видят эту гадость и целый день не могут в себя прийти.

Мадлена. Ну, это уже чрезмерная чувствительность. Теперь все такие нервные. (Пауза.)

Шуберт. Ага, вот любопытное сообщение…

Мадлена. Какое?

Шуберт. Власти решительно рекомендуют жителям больших городов пребывать в полном бездействии. Уверяют, будто это единственное, что поможет нам справиться с экономическим кризисом, идейным разбродом и насущными проблемами.

Мадлена. Ну разумеется, раз все остальное уже перепробовали. И без всякого толку. Впрочем, возможно, никто в этом не виноват.

Шуберт. Пока они просто дружески предлагают последовать их совету. Но мы-то знаем: сегодня предложения, а завтра распоряжения.

Мадлена. Вечно ты торопишься с выводами.

Шуберт. Но это всем известно: в один прекрасный день увещевания вдруг оборачиваются предписаниями, становятся суровыми законами.

Мадлена. Что делать, друг мой, закон — это необходимость, необходимость — это порядок, порядок — это благо, а благо всегда приятно. Ведь и в самом деле, как приятно повиноваться закону, быть хорошим гражданином, исполнять свой долг, жить с чистой совестью…

Шуберт. Ты, пожалуй, права, Мадлена. Закон — это благо…

Мадлена. Ну конечно.

Шуберт. Да-да. И в бездействии есть особый смысл, причем двоякий: политический и мистический. И двойная выгода.

Мадлена. Выходит, можно убить двух зайцев разом.

Шуберт. То-то и оно!

Мадлена. Ну вот видишь!

Шуберт. Впрочем, насколько я помню из школьного курса истории, система всеобщего бездействия уже применялась, и весьма успешно, лет триста назад, и еще раньше, лет пятьсот назад, и еще раньше — веков девятнадцать назад… и в прошлом году тоже…

Мадлена. Ничто не ново под луной!

Шуберт.…по отношению к населению больших городов, аграрных районов (встает) и даже к целым нациям, таким, например, как наша.

Шуберт садится .

Шуберт (сидя) . Правда, при этом придется жертвовать кое-какими правами личности. А это довольно тяжело.

Мадлена. Ну, не всегда. Бывают и легкие жертвы. Жертва жертве рознь. Даже если поначалу тяжеловато расстаться с тем, к чему привык, зато, когда дело сделано, о былом и не вспоминаешь. (Пауза.)

Шуберт. Вот ты часто ходишь в кино, значит, любишь и театр.

Мадлена. Театр все любят.

Шуберт. Но ты больше, чем все.

Мадлена. Может быть…

Шуберт. А что ты думаешь о современном театре, куда, по-твоему, он идет?

Мадлена. Опять ты со своим театром. Ты на нем просто помешался.

Шуберт. Как по-твоему, можно ли радикально обновить театр?

Мадлена. Я уже сказала: ничто не ново под луной. Даже когда луны нет. (Пауза.)

Шуберт. Ты права. В самом деле. Все пьесы, с античности до наших дней, все как одна — детективы. Театр — это реализм плюс полицейское следствие. Любая пьеса не что иное, как успешно проведенное расследование. Начинается с загадки и кончается разгадкой в последней сцене. Иногда раньше. Если подумать, можно все разгадать самому. Причем с самого начала.

Мадлена. Например, дорогой?

Шуберт. Ну, взять хотя бы средневековый миракль о женщине, которую Богородица спасла от костра. Если отбросить сверхъестественное вмешательство, которое и в самом деле ни при чем, останется обыкновенный случай из полицейской хроники: теща нанимает двух бродяг, чтобы убить зятя из каких-то темных побуждений…

Мадлена. Если не сказать: непристойных…

Шуберт.…является полиция, производит следствие и уличает преступницу. Детектив и реализм, чистой воды. В духе Антуана [18] Имеется в виду Андре Антуан (1858–1943), французский режиссер, актер, теоретик театра, приверженец идей натурализма. Реформатор сценического искусства и принципов организации театрального дела. В 1887 г. основал «Свободный театр», на сцене которого впервые во Франции поставил пьесы Ибсена, Гауптмана, Толстого. .