Дмитрий Гусаров - Трагедия на Витимском тракте

На четвертый день Ленков сообщил, что ГПО наконец–то выяснила личность Багрова и он сегодня зачислен в секретные сотрудники помощником к Ленкову. Более того, сегодня ночью Багров с группой товарищей пойдет на первую операцию. Дело рядовое — неожиданный обыск на квартире одного торговца–китайца, который, по сведениям, является резидентом белогвардейской разведки. Вся тонкость в том, что обыск для отвода глаз должен производиться под видом обычного грабительского налета — брать нужно все ценное, что будет обнаружено в квартире. Ленков тут же вручил Багрову браунинг с большим запасом патронов.

Первая операция прошла настолько удачно, что ее истинный смысл так и не дошел до сознания Багрова. Во всем он разобрался много позже, когда позади было уже не одно, а несколько ограблений и убийств, для каждого из которых придумывалась своя версия.

Отступа назад уже не было. Да, честно говоря, Багров уже и не думал об этом. Ему пришлась по душе отчаянная, полная смертельного риска жизнь, а ловкость и находчивость Ленкова приводили его в восхищение.

За неполный год Багров лично совершил 19 убийств, и теперь рассказывал об этом охотно, с подробностями и каким–то странным патологическим цинизмом. Он не просил снисхождения и ничего не скрывал.

Совсем по–иному вел себя Филипп Цупко.

Он тоже не молчал, но юлил, выпутывался, придумывал от допроса к допросу все новые версии, старясь все свалить на мертвого Ленкова и выдать себя за его рьяного противника.

Показания Цупко лишь бесполезно затягивали следствие. Вначале он даже пытался представить себя в качестве давнего секретного сотрудника госполитохраны, предъявлял письменные подтверждения, которые на поверку оказывались фальшивыми. Когда все это было решительно отметено следствием, Цупко совершенно неожиданно сделал сенсационное заявление по поводу убийства Петра Анохина и Дмитрия Крылова.

По его словам, за неделю до трагедии, разыгравшейся на Витимском тракте, состоялось срочное, строго конспиративное совещание «головки» банды. На этом совещании якобы присутствовал ответственный секретарь эсеровской газеты, который предложил за убийство крупную сумму в золотой валюте. Ленков охотно принял предложение и взял все руководство операцией на себя.

— Это могли бы подтвердить Багров и Самойлов, — доверительно говорил Цупко, глядя прямо в глаза Бельскому. — Но Багров, конечно, не признается. Он — хитрый… Самый опасный и хитрый… Правая рука и карающий меч самого Ленкова… Остается Самойлов.

Показаниям Цупко веры уже не было, но подобное признание нельзя было оставить без внимания. Две недели начальник следственного отдела ГПО Лавров во всех деталях выверял эту версию. Как и следовало ожидать, все оказалось липой.

На одном из последующих допросов в протоколе появится запись, сделанная со слов самого Цупко:

«Все, что я говорил относительно убийства на Витимском тракте, — неправда. Никакого совещания не было. Сам я узнал об убийстве после того, как оно было уже совершено».

По–видимому, и это утверждение Цупко имеет не большую ценность, чем его предыдущие показания. Однако оно совпадало с признаниями непосредственных убийц, и дознание в этом направлении прекратилось. По крайней мере, сохранившиеся архивные материалы показывают, что следствию так и не удалось установить в «витимском деле» связь между «головкой» банды и конкретными исполнителями преступления.

Разрыв в логической цепи был налицо, и все дело упиралось в Костиненко–Косточкина.

Наводчик Косточкин все отрицал. Не помогали ни многочасовые допросы, ни очные ставки, ни угрозы, ни бесспорные доказательства его связи с бандой, которой он не раз оказывал услуги. В тюрьме Косточкин совсем не походил на того услужливого, разговорчивого мужика, каким он был на первом допросе в Мухор–Кондуе. На все обвинения и вопросы он отвечал одно:

— Ничего не знаю. Все это навет на меня, чтоб самим выпутаться.

17 июня в городе Верхнеудинске был задержан Михаил Самойлов — последний из четверки убийц на Витимском тракте. При нем был обнаружен маузер П. Ф. Анохина.

Внешностью Самойлов совсем не походил на бандита, обагрившего свои руки кровью многих жертв. Это был молодой красивый парень, лет двадцати пяти, с тонким худощавым лицом и черными усиками. Именно через него сделал свою последнюю наводку Костиненко–Косточкин. Арест Самойлов воспринял как должное. Держался беззаботно, весело, все подтвердил и на первом же допросе признался следователю:

— Одного жалко — погулял мало. И деньги–то ведь были, а все как–то на потом откладывал.

На очной ставке Самойлов резко сказал Косточкину:

— Брось зря волынить. Попались, так надо уметь и расплачиваться.

Косточкин и здесь остался верен себе. Припертый к стене показаниями Самойлова, он продолжал исступленно твердить:

— Ничего не знаю! Навет на меня!

Пришлось пойти на крайнюю меру. Зная, что четверка убийц крайне обозлена на наводчика за его бессмысленное запирательство, следователь посадил всех пятерых в одну камеру. Как видно, объяснения там происходили не только на словах. Через сутки избитый, весь в синяках Косточкин наконец–то сам попросился к следователю:

— Да, на рынке, где я продавал сено, я сказал Самойлову, что на Витимском тракте можно хорошо подзаработать… Должны ехать купцы с золотом… Но никаких Анохина и Крылова я не знал.

Большего от него, несмотря на все старания, добиться не удалось.

В сентябре следствие было закончено.

Обширный обвинительный акт по делу о банде Кости Ленкова с десятью томами следственного материала был передан в Высший кассационный суд Дальневосточной республики.

Зал заседаний Народного собрания ДВР не смог вместить всех желающих присутствовать на судебном процессе. Пришлось ввести систему пропусков, которые распределялись по организациям и предприятиям города. И все равно на углу Иркутской и Амурской улиц с утра до вечера стояли люди в надежде, что какая–либо счастливая случайность поможет им попасть в переполненный зал. За последние годы бандитизм стал бедствием. Он так часто терроризировал население, что нынешний показательный процесс касался буквально каждого.

1 октября 1922 года, ровно в 12 часов дня Высший кассационный суд ДВР в составе: председательствующего — Е. М. Матвеева и членов — А. А. Модеко и Л. Н. Берсенева занял свои места на сцене. Семьдесят два подсудимых уже были размещены под строгой охраной в шести боковых ложах но обеим сторонам зала. За столом защиты — девять адвокатов, которым поручено представлять интересы обвиняемых. Главным обвинителем выступает бывший министр юстиции республики Е. А. Трупп, совсем недавно заявивший о своем разрыве с эсеровской партией. Ему помогает прокурор Л. В. Баудер. На процесс приглашены эксперты и переводчики. Среди них — специальный толмач, умеющий толковать речь глухонемого подсудимого Михаила Батурина.