Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

— Ого, милый человек! Ты бы поглядел, что в Степном делается. Там и беженцев и военных–страсть. На Кизляр идут денно и нощно. А ты, небось, сам с Волги?

— Почему так думаете? — улыбнулся Федосеев.

— При разговоре на «о» нажимаешь.

— Нет, не угадали — я вологодский, с северного края. А немцы, не слыхали, далеко отсюда?

— Говорят, не шибко далеко: где–то за Буденновском. На танках да автомобилях прет. А вы, я гляжу, на лисапетиках.

— Это мы для большей маневренности, — прищурился Федосеев.

— Ну да, я понимаю, — согласился старик. — Всякому свое корыто: хоть и не мыто, да бело. Только я вот что тебе скажу, хороший мой человек. Даве я проезжал станицу Курскую. Там видел, машина брошена.

— Кто ж ее бросил?

— Шут их знает. Видать, ушли пеши куда им надо. Так ты того… для маневренности, стал быть, и воспользуйся. Небось, есть среди твоих хлопцев понимающие в энтом деле? Да, вот еще чего… В дороге, говорю, поаккуратнее будьте. Немцы сегодня ночью возле станицы десант выбросили. Колхозный конюх в ночном видел, как на парашютах спускались человек пять, а может, десять. Ну, спасибо тебе, родимый, за водицу, дай бог тебе здоровья и твоим солдатикам. Вот напою свой транспорт, отдохнем маленько и поползем далей…

Федосеев вернулся к колодцу.

— Куда ушел комиссар? — спросил он у подчиненных.

— Они вон в том особняке, товарищ гвардии лейтенант, — щелкнул каблуками Поздняков, энергичным движением подбородка показывая на саманную хижину, на пороге которой стояла девочка–осетинка и с жгучим любопытством в черных, как смородина, глазах рассматривала веселых незнакомцев.

«Хороший парень», — с теплым чувством подумал о Позднякове командир роты, отходя от колодца и невольно прислушиваясь к возобновившемуся за его спиной разговору.

— Посмотришь, в других подразделениях: все люди как люди, — неслась ему в спину нескончаемая импровизация ротного любимца, — а у нас собрались сплошь одни инвалиды.

— Это кто же? — прошептал кто–то севшим от смеха голосом.

— Сухоруков, например. Слышите? С су–хи–ми руками. Безруков. Этот, выходит, инвалид первой группы. Андропов…

— А при чем тут я? — удивился Андропов.

— Да при том, что у тебя руки, как крюки: пальцами к себе загнуты: вон как краюшку зажал, словно черт грешную душу. Дай–ка кусочек, что–то и мне есть захотелось.

В небе послышался нарастающий гул. Все задрали головы. Интересно, свой или чужой? Многие из бойцов еще не видели вражеских самолетов. Над степью слева от хутора летела «рама», как повсеместно называли немецкий корректировщик «Фокке–Вульф‑189». Она шла на небольшой высоте, не опасаясь, по всей видимости, зенитного огня. На тонком туловище ее двойного фюзеляжа зловеще чернел обведенный белыми уголками крест.

— Дядя Степа, — толкнул носком ботинка растянувшегося на траве своего друга Поздняков и выразительно кивнул в небо, — поймай воробышка.

— Сам поймай, — нехотя отозвался Андропов, расположенный после долгой езды на велосипеде больше ко сну, чем к шуткам.

— А что, и поймаю…

Поздняков подхватил лежащий возле велосипеда пулемет, бросил ножками на сруб колодца и, присев перед ним на корточки, дал очередь по воздушной цели. Испугавшись пулеметного треска, девочка–осетинка стремглав бросилась в хату, а хлопотавший неподалеку в окружении своего куриного гарема золотисто–черный петух с криком полетел через плетень.

— Падает! — крикнул кто–то обрадованно.

— Сопля из–под твоего носа, — ответили ему насмешливо.

Самолет резко встал на крыло и, заложив глубокий вираж, как ни в чем не бывало направился обратным курсом. Поздняков пустил ему вдогонку еще одну очередь.

— Эх ты, мазила! — вздохнул Николай Безруков.

Поздняков почесал затылок.

— Подыхать полетел. Видишь, на одном моторе тянет, — сказал он таким серьезным тоном, что все вокруг снова засмеялись.

Не улыбнулся только командир роты. Выскочив из хаты, он быстрым шагом подошел к пулеметчику, спросил раздельно:

— Кто разрешил открывать огонь?

Поздняков посерьезнел. Вытянув руки по швам, без игривости взглянул в потемневшие от гнева глаза командира.

— Некогда было спрашивать, товарищ гвардии лейтенант, он ведь не стоял на месте.

— За самовольную стрельбу наряд вне очереди, — отчеканил командир роты и пошел снова в свою временную штаб–квартиру под лохматой соломенной крышей.

— Ну что, поймал воробушка? — позлорадствовал Андропов, разламывая большими руками хлеб на две половины и протягивая одну из них оскандалившемуся другу.

Отдых в осетинском хуторе был непродолжительным. Едва успели разведчики подкрепиться сухим пайком, как Федосеев дал команду собираться в путь.

— По коням! — скомандовал своему второму номеру пулеметчику Поздняков, поднимая с земли велосипед и ставя левую педаль в стартовое положение.

Андропов с унылым видом закинул за сутулую спину тяжелый «дегтярь», неуклюже взгромоздился на велосипедное седло и заскрипел несмазанной цепью. Но не проехал и пяти метров, впереди над горизонтом показались две гудящие точки. Они быстро росли, превращаясь на лету в одномоторные самолеты.

Андропов остановился. Упершись ногой в землю, задрал голову навстречу ревущим истребителям. Они летели так низко, что видны были в кабинах летчики. Один из них осклабился и показал Андропову кулак в черной перчатке. Скорее машинально, чем сознательно, разведчик ответил ему таким же выразительным жестом и только тогда заметил на желтых консолях истребителя фашистские опознавательные знаки. Все это произошло в течение одной–двух секунд, но Андропов рассказывал потом своим товарищам, что успел рассмотреть не только кулак немецкого пилота, но и золотой зуб у него во рту.

— Ложись! — донесся голос командира роты.

Зачем ложиться? Андропов проводил глазами самолеты. Идут крыло в крыло, словно привязанные друг к другу. Вот они одновременно взмыли вверх, развернулись и теперь со снижением направились к осетинскому хутору. За каким дьяволом? Что им здесь понадобилось? И вдруг Андропова обожгла догадка: да ведь они возвращаются для того, чтобы убить его, Колю Андропова!

— Ложись ты, верста коломенская! — крикнул ему Саша Цыганков, падая под колодезный сруб и зачем–то натягивая на уши пилотку.

Андропов едва успел улечься рядом с товарищем, как над ним с треском и грохотом пронесся истребитель и за воротник ему посыпались щепки от разбитого разрывной пулей колодезного бревнышка. Тотчас слева и справа взметнулись в небо огненные смерчи. Из окон хаты со звоном посыпались стекла.

Андропов приподнялся, потряс головой, в ней тоже стоял звон, словно внутри разбилось что–то стеклянное.