Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

— Дядь, а чего это вас собрали тут? — полюбопытствовал Минька у пожилого бойца, сидящего на колесе повозки и перематывающего на ноге обмотку.

— Конфеты раздавать будут, — пробурчал тот.

— Вы по правде скажите.

— А по правде: здешнее начальство нашему брату сортировку наводит.

На дороге со стороны станицы Вознесенской показался мотоциклист. Заложив крутой вираж, он остановился у КПП. К нему тотчас поспешил молодцеватый лейтенант. Приложив к фуражке руку, о чем–то доложил.

Приезжий в ответ энергично махнул рукой в направлении скучившегося у дороги разношерстного войска.

— В одну шеренгу становись! — подал команду лейтенант.

Толпа заколыхалась из стороны в сторону и стала вытягиваться от одного телеграфного столба к другому.

— Равняйсь! Смирно! Товарищ гвардии подполковник, по вашему приказанию… — снова подошел с рапортом лейтенант к приехавшему на мотоцикле начальству.

— Вольно, — сказал подполковник и широко зашагал вдоль вытянувшегося пулеметной лентой строя. — Герои! Надежда матери-Родины! Драпают так, что от подметок дым идет. Вот ты! — остановился подполковник перед одним из «героев», высоким детиной–пехотинцем. — Где твоя винтовка?

Красноармеец угрюмо сдвинул выцветшие брови, пожевал обветренными губами.

— В Кубани утопил, под Невинномысском…

— Сидор, небось, не утопил, — ткнул подполковник пальцем в лямку вещмешка, — а боевое оружие в речку бросил.

— Сидор — он за плечами, его и рад бы сбросить, да не сбросишь, а винтовка — в руке. Поневоле кинешь, если тебя на дно волокет.

— «На дно волокет», — передразнил рядового подполковник. — Вот отволоку тебя в военный трибунал, будешь знать, как относиться к вверенному тебе оружию, вояка…

Подполковник сделал еще несколько шагов. Заметив стоящую позади строя повозку с торчащим из нее стволом миномета, спросил кому она принадлежит, и тут же предложил ее владельцу сделать шаг вперед. Из строя вышел пожилой, небольшого роста боец, и Минька с Мишкой сразу узнали в нем того самого «отступника», что завязывал на ноге обмотку.

— Твой миномет? — подошел к нему. сердитый командир.

— Так точно, мой.

— А где твоя часть?

— Если б я знал. Сам едва из–под Буденновска вырвался. А тут еще самовар этот. В нем вон сколько железа, а расчет весь побило. Хорошо, хоть лошадь нашел с повозкой, а то хоть бросай и все тут.

— Почему ж ты его все–таки не бросил, свой самовар?

Минометчик, уловив командирское настроение, ответил шуткой:

— Очень люблю чай, товарищ гвардии подполковник, покруче да понаваристей, чтоб в горле у фашиста колом застревал во время угощения.

У подполковника помягчел взгляд его колючих, недоверчивых глаз.

— Вот пример верности своему воинскому долгу! — возвысил он голос, обращаясь к строю и снова поворачиваясь к минометчику: — Как фамилия?

— Рядовой Шиш, — поднял повыше грудь минометчик.

— А ну, Шиш садись на повозку да прокати вдоль строя, пускай посмотрят на тебя и на твою совесть те, у кого этой совести не осталось ни шиша.

По строю прокатился одобрительный смешок: молодец командир, хоть и «выворачивает кишку наизнанку», но делает это без зла и с юмором. А рядовой Шиш уселся на повозку и медленно поехал вдоль строя, сопровождаемый завистливыми взглядами и незлобивыми репликами:

— Он, должно, из него не пальнул ни разу, так с начала войны и возит в повозке вместо жены.

— Что значит Шиш, и глядит фигою…

Эх, русская душа! Простая и неприхотливая. Как вот эта гимнастерка, тебя прикрывающая. Непонятная ты для недругов да и для друзей порой непонятная непоколебимой верностью и неизмеримой щедростью своею. Не от равнин ли бескрайних Отчизны своей ты такая широкая? Не от рек ли глубоких могучая? Не от шепота ли березовых рощ прямая и чуткая? И откуда в тебе эта неиссякаемая радость бытия, насмешливая дерзость и постоянная. потребность в шутке даже в тяжелый час, когда, казалось бы, впору только скрипеть зубами от бессильной ярости?

Так примерно думал командир бригады десантников Красовский, провожая взглядом повозку с минометом и вспоминая по ассоциации 1919 год и вот таких же молодых ребят–сверстников с винтовками в руках, тоже стоявших у моста и внимательно слушавших его, Пашки Красовского, приказания. К городу Балашову тогда подходили белые казаки генерала Мамонтова, и комсомольцы железнодорожного депо спешно занимали оборону на речном берегу. Тогда же выяснилось, что половина ребят не знает, как обращаться с огнестрельным оружием. Пришлось тут же, в окопах, заняться обучением личного состава комсомольской боевой дружины.

Был бой. Упорный, тяжелый. Но мост отстояли. А затем всей ячейкой отправились на фронт — добровольцами. В Первую конную армию товарища Буденного…

— Товарищи бойцы! — обратился Красовский к строю, когда повозка с минометом, обогнув фланг, остановилась на прежнем месте. — Я уверен, что большинство из вас честно выполняли свой воинский долг перед Родиной и только в силу разных, не от вас зависящих причин, попали в такое нелепое положение. Враг, обломав зубы под Москвой, устремился теперь на Северный Кавказ. Захватив Ростов, он рвется к грозненской и бакинской нефти. Здесь, на терском рубеже, мы должны остановить и обескровить фашистского зверя, а затем погнать прочь с родимой земли, как говорится, в хвост и гриву. Кто желает стать участником этого исторического события в рядах нашего соединения, выйти из строя.

Весь строй качнулся и сделал шаг вперед. Комбриг не смог сдержать на сухощавом лице довольной улыбки.

— Лейтенант Мельник, — позвал Красовский командира. — Добровольцев накормить, привести в надлежащий вид, раненых направить к Фидельману. Рядового Шиша вместе с минометом — к Резникову в минометную роту.

— Есть! — приложил руку к виску молодцеватый лейтенант.

— Да вот еще… — удержал его на месте Красовский. — А где Полтко, уполномоченный особого отдела 2‑го батальона?

— Я здесь, товарищ гвардии подполковник, — тотчас подошел к комбригу старший лейтенант среднего роста с моложавым, украинского типа лицом.

Красовский пожал руку контрразведчику и, отойдя с ним в сторонку, долго говорил ему что–то тихим голосом. Потом еще раз тряхнул руку голубоглазого украинца, сел на мотоцикл и укатил по дороге к Терскому хребту, который уже подернулся вечерней дымкой, словно плед натянул на старческие плечи, остерегаясь ночной сырости.

Минька с Мишкой, наблюдавшие за военными на почтительном от них расстоянии, переглянулись между собой: проворонили командира бригады, только синий дымок остался на дороге от. мотоцикла. Да и попробуй сунься к такому сердитому… Посоветовались, — решили поговорить с командиром, у которого добрые голубые глаза и мягкая улыбка на губах. По всему видно, важная птица, недаром с ним комбриг — за руку. Подошли сбоку. Мишка–Австралия откашлялся и сказал: