Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

Гелла рассмеялась.

– Все? Не много ли хочешь? Путешествие было ужасным – ненавижу поезда. Лучше б воздухом, но я однажды летела на испанском самолете и с тех пор зареклась. Всю дорогу он тарахтел, как старенький «Форд», – может, когда-то он и был «Фордом», а я только молилась и пила бренди в полной уверенности, что никогда не ступлю больше на землю.

Мы прошли через турникет и вышли на улицу. Гелла с удовольствием смотрела по сторонам, ей нравилось все – кафе, независимые люди, оглушительный рев автомобилей, полицейские в голубых фуражках с белыми блестящими дубинками в руках.

– Куда бы я ни ездила, возвращение в Париж – всегда праздник, – сказала Гелла. Мы сели в такси, и шофер сделал лихой круг, чтобы въехать в основной поток. – Мне кажется, даже если возвращаешься сюда в глубоком горе, Париж со временем дарует тебе утешение.

– Будем надеяться, – сказал я, – что никогда не подвергнем Париж такому испытанию.

Улыбка Геллы была одновременно сияющей и печальной: «Будем надеяться». Неожиданно она взяла мое лицо в свои руки и поцеловала. Глаза ее вопрошающе смотрели на меня, и я знал, что ей не терпится получить ответ на важный вопрос. Однако я еще не был готов. Я просто крепко обнял ее и, закрыв глаза, поцеловал. Все вроде было по-старому и в то же время иначе, чем прежде.

Я приказал себе не думать о Джованни и хотя бы в этот вечер не беспокоиться о нем – сегодня ничто не должно разлучать нас с Геллой. Однако я прекрасно понимал, что это невозможно – Джованни уже стоял между нами. Я старался не думать о том, что сейчас он находится в той проклятой комнате и задается вопросом, куда я запропастился.

Потом мы сидели в комнате Геллы на улице Турнон, потягивая «Фундадор».

– Чересчур приторно, – сказал я. – Вот, значит, что пьют в Испании.

– Никогда не видела, чтобы испанцы его пили. Они пьют вино, а я пила джин с водой – мне казалось, в Испании это полезно для здоровья. – И Гелла опять рассмеялась.

Я продолжал целовать и обнимать Геллу, пытаясь заново ее обрести, как если бы она была знакомой темной комнатой, в которой я, спотыкаясь, ищу выключатель.

Поцелуями я также старался оттянуть момент близости, не зная, как все произойдет. Она, наверное, думала, что эта неопределенная сдержанность связана с ней, и обвиняла во всем себя. Она помнила, что в последнее время я писал ей все реже и реже. В Испании это стало тревожить ее только перед отъездом, когда она наконец решила остаться со мной и стала опасаться, как бы я за это время не принял прямо противоположное решение. Может, она слишком долго водила меня за нос?

Гелла по своей природе была прямая и нетерпеливая – неопределенность ее мучила, и все же она сдерживала себя и, дожидаясь какого-то важного слова или знака от меня, держала себя в узде.

Мне же хотелось, чтобы она ослабила поводья. Я решил, что буду держать язык за зубами, пока не овладею ею. Я надеялся, что с помощью Геллы уничтожу зависимость от Джованни, сотру память о его объятиях – словом, выбью клин клином. Однако сознание того, что я вытворяю, делало меня нерешительным. И в конце концов она с улыбкой спросила меня:

– Меня не было слишком долго, да?

– Не знаю, – ответил я. – Прошло много времени.

– Мне было там очень одиноко, – неожиданно сказала Гелла. Она слегка отвернулась от меня и, лежа на боку, смотрела в окно. – Я чувствовала себя такой никчемной – прыгаю, прыгаю, как теннисный мячик, не зная, где остановиться. И я подумала, что, возможно, проворонила свой шанс. – Гелла посмотрела на меня. – Ты ведь понимаешь, о чем я. Там, откуда я родом, об этом снимают фильмы. Сначала ничего не берешь в голову, ну проворонила, и ладно, но потом понимаешь, что ничего нельзя переиграть.

Я следил за ее лицом. Такой спокойной я Геллу еще не видел.

– Испания тебе, значит, совсем не понравилась? – раздраженно спросил я.

Гелла нервно провела рукой по волосам.

– Конечно, понравилась. С чего ты взял? Очень красивая страна. Просто было непонятно, что я там делаю. Скучно бесцельно скитаться по разным местам.

Я закурил сигарету и улыбнулся.

– Ты ведь поехала в Испанию, чтобы отдохнуть от меня, помнишь?

Гелла тоже улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Я плохо обошлась с тобой, да?

– Ты была честна со мной. – Я встал и отошел в сторону. – Так ты пришла к какому-то решению?

– Я все написала в письме, неужели ты не помнишь?

На какое-то мгновение все словно замерло. Не слышен был даже негромкий уличный шум. Я стоял спиной к Гелле, но меня обжигал ее взгляд. Она застыла в ожидании, я это чувствовал, и все вокруг, казалось, тоже ждало моего ответа.

– Я не совсем тебя понял. – Может, удастся выкрутиться, ничего ей не рассказывая, подумал я. – Письмо было довольно небрежным – что-то вроде экспромта, и я так и не понял, рада ты или жалеешь, что связалась со мной.

– У нас всегда был в общении легкомысленный тон. Я старалась его придерживаться, боялась давить на тебя, разве не ясно?

Меня так и подмывало сказать, что она связалась со мной от отчаяния, а вовсе не потому, что нуждалась во мне, просто в нужное время я подвернулся ей под руку. Однако я промолчал. Она никогда не призналась бы в этом даже самой себе.

– Допускаю, – осторожно проговорила Гелла, – что чувства твои могли измениться. Прошу тебя, скажи все как есть. – Она немного помолчала и продолжила: – Оказалось, что я не та эмансипированная девушка, какой хотела казаться. Мне нужен муж, который приходил бы домой каждый вечер. Хочу спать с ним и не бояться, что могу залететь. Черт, я даже хочу залететь, хочу нарожать много детей. На самом деле это все, на что я гожусь. – Опять молчание. – А ты этого хочешь?

– Да, – ответил я, – всегда хотел.

Я повернулся очень быстро, словно чьи-то сильные руки, взяв меня за плечи, повернули к ней. Комната наполнялась темнотой. Гелла лежала на кровати и не сводила с меня глаз, рот ее был слегка приоткрыт, а глаза сияли. Между нами будто шел ток. Я подошел и положил голову ей на грудь. Хотелось тихо лежать так, словно в надежном укрытии. Но тут я всем нутром почувствовал, как тело ее затрепетало и словно раскрыло врата надежно укрепленной цитадели, дожидаясь, когда внутрь войдет овеянный славой победитель.

Дорогой отец, – писал я, – не хочу больше от тебя скрывать, что встретил девушку, на которой хочу жениться. Не писал тебе об этом раньше, потому что не был уверен, выйдет ли она за меня. Наконец эта глупышка согласилась рискнуть, и мы намерены скрепить наш союз узами брака в Париже, а потом неспешно отправиться на родину. Не тревожься, она не француженка (ведь ты их не любишь, считая, что у них нет наших добродетелей – признаю, так оно и есть). Но Гелла – ее фамилия Линкольн – родом из Миннеаполиса, ее родители и сейчас там живут, отец юрисконсульт, мать домашняя хозяйка. Гелла хочет провести медовый месяц здесь, а я, разумеется, с ней не спорю. Вот так. Пожалуйста, пришли своему сыну кое-что из его заработанных тяжелым трудом денег. Tout de suite. Это по-французски «как можно быстрее».