Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

Гелла (на фотографии она хуже, чем в жизни) приехала в Париж года два назад учиться живописи. Когда поняла, что таланта у нее нет, чуть не утопилась в Сене, но тут мы познакомились, а там дальше – больше, и завязался роман. Не сомневаюсь, отец, что ты ее полюбишь, а она – тебя. Что до меня, то она сделала меня очень счастливым.

С Джованни Гелла познакомилась случайно – тогда она уже провела в Париже три дня. Все это время я с Джованни не виделся и даже не упоминал его имени.

Весь этот день мы бродили по городу, и Гелла постоянно рассуждала на тему, которая ее прежде не волновала, – о судьбе женщин. Она заявила, что быть женщиной очень трудно.

– Не понимаю, что за особые трудности. По крайней мере, если рядом есть мужчина.

– В том-то и дело, – сказала она. – Разве не унизительна необходимость искать мужа?

– Пожалуйста, не надо! – отмахнулся я. – Женщины, которых я знаю, не испытывали никакого унижения от замужества.

– Уверена, ты никогда не рассматривал их жизнь под этим углом, – настаивала Гелла.

– Конечно, нет. Надеюсь, и они не рассматривали. А тебе что за дело? Ты на что жалуешься?

– Я не жалуюсь, – сказала она, мурлыча себе под нос какую-то игривую мелодию. – На что мне жаловаться? Но, согласись… тяжело зависеть от какого-то грубого и небритого чужого мужика, пока ты не стала самой собой.

– Я что, похож на грубого чужого мужика? – воспротивился я. – Да, возможно, мне стоит побриться, но это твоя вина. От тебя невозможно оторваться. – И я с улыбкой ее поцеловал.

– Ну сейчас ты не чужой, – сказала Гелла. – Но раньше был, и я убеждена, что когда-нибудь опять будешь чужим – и не раз.

– Если до этого дойдет, – возразил я, – тогда и ты будешь для меня чужой.

Гелла взглянула на меня, лукаво улыбаясь.

– Я? Понимаешь, когда я говорю о том, каково быть женщиной, я имею в виду, что мы можем пожениться и прожить вместе лет этак пятьдесят, и все это время я могу быть чужой, а ты этого и не заметишь.

– А если я буду чужим, ты, выходит, заметишь?

– Для женщины мужчина всегда остается чужим, – сказала она. – Это особенно ужасно – быть во власти чужого человека.

– Но мужчины тоже зависят от женщин. Об этом ты не подумала?

– А! – отмахнулась она. – Слышали такое – мужчины зависят от женщин! Просто мужчинам нравится так думать, это оправдывает их женоненавистничество. Однако если все же какой-то мужчина находится во власти определенной женщины – что ж, он перестает быть мужчиной. А женщина попадает в ловушку, откуда нет выхода.

– Значит, ты хочешь сказать, что я не могу зависеть от тебя? А ты от меня можешь? – Я от души рассмеялся. – Хотел бы я увидеть мужчину, от которого ты будешь в зависимости.

– Что ж, веселись, – насмешливо отозвалась Гелла. – Но в том, что я говорю, есть рациональное зерно. Именно в Испании я поняла, что никогда не была свободной и не буду свободной, пока не привяжусь, вернее, не доверюсь кому-нибудь.

– Кому-нибудь? А может, чему-нибудь?

Гелла помолчала.

– Не знаю, – заговорила она наконец. – Я начинаю думать, что женщины привязываются к чему-то, когда у них нет выбора. Ради мужчины они все бросят. Женщины никогда не признаются в этом, и не все из них с этим смиряются. Но последних такое упорство морально убивает, хотя, возможно, я хочу сказать, – прибавила она после минутного замешательства, – что оно может убить меня.

– Гелла, чего ты хочешь? Что с тобой? Откуда такие перемены?

– Дело не в том, что со мной и чего я хочу, – рассмеялась она. – Просто ты завоевал меня, и теперь я твоя послушная и любящая рабыня.

От неожиданности я похолодел и насмешливо покачал головой.

– Не пойму, о чем ты говоришь.

– Чего тут непонятного, – продолжала Гелла. – Я говорю о своей жизни. Теперь у меня есть ты, и я должна заботиться о тебе, кормить, мучить, обманывать. И любить. У меня есть ты, и теперь я могу смириться со своим положением. Отныне я имею право жаловаться на свою женскую судьбу. Но страшно мне уже не будет – теперь я не одна. – Увидев выражение моего лица, Гелла засмеялась. – Не волнуйся, у меня будет много занятий. Я, как и раньше, буду развиваться, читать книги, спорить, размышлять – постараюсь изо всех сил не перенимать бездумно твои мысли. Словом, ты будешь доволен и в результате придешь к мысли, что у меня обычный женский ум, и ничего больше. И с божьей помощью ты будешь любить меня все больше и больше, и мы заживем счастливо. – Она снова рассмеялась. – Не забивай себе голову этими мыслями, дорогой. Предоставь это мне.

Ее веселость была заразительной, и я снова покачал головой, смеясь вместе с ней.

– Ты прелесть, – сказал я. – Хотя я не понимаю ни слова.

Гелла продолжала смеяться.

– Вот и хорошо. У каждого свой подход.

У книжного магазина она остановилась.

– Зайдем на минутку? – спросила Гелла. – Надо купить одну книгу. Ничего особенного, – прибавила она, когда мы вошли в магазин.

Я следил с любопытством, как она разговаривала с хозяйкой. Потом неспешно подошел к полке в глубине магазина, где спиной ко мне стоял мужчина и листал журнал. Когда я встал рядом, он закрыл журнал, положил его на полку и повернулся ко мне. Мы сразу узнали друг друга. Это был Жак.

– Вот те на! – воскликнул он. – Кого я вижу! А мы уж думали, что ты уехал в Америку.

– В Америку? – рассмеялся я. – Нет, все еще торчу в Париже. Просто были дела. – И прибавил, подозревая неладное: – А кто это «мы »?

– Я и твой малыш, – ответил Жак, улыбаясь со значением. – Ты ведь оставил его дома одного – без еды, без денег, даже без сигарет. Ему с трудом удалось уломать консьержку дать позвонить в долг, и он набрал мой номер. По голосу казалось, что он вот-вот засунет голову в газовую плиту. Если б она у него только была, – захохотал Жак.

Мы смотрели друг на друга. Жак нарочно тянул с рассказом. А я не знал, что ему сказать.

– Ну я бросил в автомобиль кое-какую еду и помчался его выручать, – наконец заговорил Жак. – Малыш был готов искать тебя с багром в Сене. Ты совсем не знаешь американцев, сказал я ему. Вот кто никогда не пойдет топиться. Он просто уединился, чтобы хорошенько подумать. Как видишь, я был прав. Ты так долго думал, что теперь пора вспомнить придуманное до тебя другими. Правда, одну книгу ты можешь не читать – это сочинения Маркиза де Сада.

– Где сейчас Джованни? – спросил я.

– Я наконец вспомнил название гостиницы, где живет Гелла, – сказал Жак. – Джованни сказал, что ты вроде как ждал ее приезда, и я посоветовал ему наведаться туда. Он для этого и отлучился. Вернется с минуты на минуту.

Подошла Гелла с книгой в руке.

– Вы ведь знакомы, – смущенно пробормотал я. – Гелла, ты помнишь Жака?

Гелла его помнила, как помнила и то, что он ей никогда не нравился. Вежливо улыбнувшись, она протянула ему руку.