Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

Последовало долгое молчание.

– Ты хочешь уехать прямо сейчас? – поинтересовалась Гелла.

– Да. Как только придут деньги. Снимем где-нибудь дом.

– Ты уверен, что не хочешь вернуться в Штаты? – спросила она.

Я даже застонал.

– Да. Пока не хочу. Я говорю не о том.

Гелла поцеловала меня.

– Мне все равно, куда ехать, – сказала она. – Главное, что мы вместе. – И легко оттолкнула меня. – Уже почти утро. Стоит немного поспать.

В комнате Джованни я оказался поздно вечером на следующий день. Мы гуляли с Геллой у реки, а позже я напился, побывав в нескольких бистро. Со мной в комнату ворвался свет, и перепуганный Джованни сел в кровати с криком: «Qui est là? Qui est là?» [120] Кто здесь? Кто здесь? ( фр .)

Слегка покачиваясь на пороге, я сказал: «Это я, Джованни. Успокойся».

Джованни посмотрел на меня, повернулся на бок и зарыдал.

Господи, подумал я, только этого не хватало, и осторожно прикрыл дверь. Вынув сигареты из кармана куртки, я повесил ее на спинку стула. Зажав пачку в руке, подошел к кровати и склонился над Джованни.

– Кончай плакать, малыш! – сказал я. – Не плачь, пожалуйста!

Джованни повернулся и посмотрел на меня. В красных, воспаленных глазах стояли слезы, а на губах дрожала странная улыбка – жестокая, стыдливая и одновременно радостная. Он потянулся ко мне, и я отвел с его глаз упавшие непослушные волосы.

– От тебя несет вином, – сказал он, помолчав.

– Я не пил вина. Тебя это испугало? И потому ты заплакал?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Почему ты бросил меня?

Я не знал, что ответить. Джованни снова повернулся к стене. Я надеялся, что при встрече не испытаю боли, но сейчас почувствовал, как сжалось и заныло сердце, словно в него ткнули пальцем.

– Ты всегда оставался чужим, – сказал Джованни. – Тебя здесь будто и не было. Не думаю, что ты сознательно лгал мне, нет, ты просто не говорил правду – почему? Иногда ты проводил в этой комнате целые дни, читал, или смотрел в окно, или что-то стряпал. Я следил за тобой – ты никогда ничего не говорил и смотрел мимо меня невидящим взглядом. И так каждый день, пока я трудился, чтобы заработать нам на жизнь.

Я молча смотрел поверх головы Джованни на квадратные окна, сквозь которые еле пробивался слабый лунный свет.

– Что ты делал все это время? Почему ничего не говорил мне? Ты плохой человек, ты ведь это знаешь! Иногда, когда ты мне улыбался, я тебя ненавидел. Хотелось избить тебя, до крови избить. Ты улыбался мне так же, как и другим, ты говорил мне то же, что и всем остальным, – и все это было ложью. Скажи, что ты всегда скрываешь? Думаешь, я не чувствовал, что, когда мы занимались любовью, тебя не было рядом? С кем ты был? Ни с кем? Или с кем угодно, но только не со мной. Я для тебя пустое место. Да, ты мог довести меня до нервного экстаза, но радости мне не дарил.

Я пошевелился, ища сигареты. Пачка оказалась у меня в руке. Я закурил и подумал: надо что-то сказать. Сказать – и покинуть эту комнату навсегда.

– Ты знаешь, я не могу быть один. Я говорил тебе это. Что произошло, скажи? Разве мы не могли жить вместе?

И Джованни снова разрыдался. Горючие слезы скатывались из уголков его глаз на грязную подушку.

– Раз ты не любишь меня, я умру. Раньше я хотел умереть и не раз тебе это рассказывал. Как жестоко с твоей стороны заново пробудить во мне желание жить только для того, чтобы я больше мучился перед концом!

Я много чего хотел сказать ему. Но язык мне не повиновался. Испытывал ли я тогда какие-нибудь чувства к Джованни? Нет, не испытывал. Но меня охватил ужас, жалость и нарастающее желание.

Он взял у меня изо рта сигарету, затянулся и сел в постели. Волосы снова упали ему на глаза.

– Я никогда не встречал таких, как ты. И сам изменился после твоего появления. Слушай. В Италии у меня была женщина, она была очень добра ко мне. Она любила меня, именно меня, заботилась обо мне, всегда ждала меня, пока я вернусь с виноградников, и между нами никогда не было ссор. Никогда. Тогда я был молод и еще не знал того, что узнал позже, и тех ужасных вещей, которым научил меня ты. Я думал, все женщины похожи на ту, что любила меня. А все мужчины похожи на меня, и я похож на всех остальных. Тогда я не был несчастлив и не был одинок – ведь она была со мной, и я не хотел умирать. Я хотел всегда жить в нашей деревне и работать на виноградниках, пить самодельное вино и спать со своей женой. Я рассказывал тебе про нашу деревню? Она очень древняя, стоит на холме и окружена стеной. Вечерами, если смотреть оттуда, кажется, что мир находится где-то внизу – грязный, далекий мир. У меня даже не возникало желания его увидеть. Однажды мы с женой любили друг друга у этой стены.

Мне хотелось всегда жить в нашей деревне, объедаться спагетти, пить вина вдоволь, иметь кучу детей и понемногу толстеть. Останься я там, никогда бы тебе не понравился. Могу представить, как через много лет ты приезжаешь в нашу деревню на уродливой, большой американской машине, которую к тому времени приобретешь, окидываешь равнодушным взглядом меня и всех нас, пьешь наше вино, улыбаясь той пустой, пренебрежительной улыбкой, которая не сходит с лица американцев. И наконец уезжаешь под рев мотора и шум шин, чтобы потом рассказывать другим американцам, в какой живописной деревушке ты побывал. На самом деле ты ничего не узнал бы о нашей однообразной, трудной и прекрасной жизни, как ничего не знаешь о моей жизни здесь. Но там я был счастливее и не обратил бы внимания на твои снисходительные улыбочки. У меня была бы моя жизнь.

А здесь я провел много ночей, дожидаясь, когда ты придешь. Я понимал, что моя деревня очень далеко. Но как тяжело находиться в этом холодном городе среди людей, которых я ненавижу, в городе, где всегда промозгло и сыро и никогда не бывает сухо и солнечно! Тут не с кем поговорить и не с кем дружить, а человек, которого я полюбил, не мужчина и не женщина, и непонятно, кто он на самом деле. Разве ты знаешь, что такое – не спать ночью, кого-то дожидаясь? Конечно, нет. Ты вообще ничего не знаешь. Настоящее горе тебе неведомо, оттого ты так улыбаешься и танцуешь, думая, что та комедия, которую ты ломаешь с круглолицей стриженой девушкой, и есть любовь.

Джованни швырнул сигарету на пол, где она медленно догорала. Он снова разрыдался. Я обвел взглядом комнату и подумал: нет, я этого не вынесу.

– В один погожий день я, необдуманно поддавшись порыву, покинул родную деревню. Этот день мне никогда не забыть. Это день моей смерти. Хотел бы я и вправду умереть в тот день. Помнится, солнце нещадно палило и жгло мой затылок – ведь я шел в гору, наклонив голову. Я ничего не забыл – ни рыжую пыль, ни мелкую гальку, летящую из-под ног, ни низкорослые деревья вдоль дороги, ни плоские домики, покрашенные в разные цвета.