Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

– Я прекрасно все понимаю, Гелла.

Мы свернули с бульвара и пошли к гостинице.

– Он, похоже, очень впечатлительный, – сказала Гелла. Я смотрел на темный холм, где располагался сенат [118] Верхняя палата французского парламента расположена в Люксембургском дворце. , в него упиралась наша улица, слегка идущая в гору.

– Ты о ком?

– О Джованни. Он, видно, очень к тебе привязан.

– Что поделаешь – итальянец, – сказал я. – Театральность у них в крови.

– Даже для итальянца он слишком пылкий, – засмеялась Гелла. – Как давно вы стали жить вместе?

– Месяца два уже. – Я выбросил сигарету. – В твое отсутствие я поиздержался – до сих пор жду денег, кстати, – и перебрался к нему, так было дешевле. Джованни тогда работал и почти все время жил у любовницы.

– Вот как? – сказала Гелла. – У него есть любовница?

– Была, – ответил я. – И работа была. А теперь – ни того, ни другого.

– Бедняжка! – посочувствовала она. – Неудивительно, что у него такой потерянный вид.

– С ним все будет в порядке, – поторопился успокоить я Геллу. Мы остановились у дверей гостиницы. Гелла нажала кнопку ночного звонка.

– Он близкий друг Жака? – спросила она.

– Возможно, не настолько близкий, чтобы осчастливить Жака, – ответил я.

Гелла рассмеялась.

– Меня всегда словно холодом обдает, когда я нахожусь в обществе мужчины, который, как Жак, активно не любит женщин.

– Тогда нам надо держаться подальше от него, – сказал я. – Мы ведь не хотим, чтобы наша девочка замерзла. – И я поцеловал ее в кончик носа. В этот момент из гостиницы донесся грохот, и дверь, страшно содрогаясь, распахнулась. Гелла лукаво заглянула в темноту.

– Всякий раз сомневаюсь, хватит ли у меня духу войти, – сказала она и посмотрела на меня. – Может, поднимешься ко мне выпить, а уж потом пойдешь к друзьям?

– Идет, – согласился я.

Мы на цыпочках вошли в гостиницу, осторожно закрыв за собой дверь. Мои пальцы не сразу нащупали minuterie [119] Таймер, механизм, извещающий о приходе ( фр .). , но наконец нас окутал тусклый желтый свет. Грубый голос рявкнул что-то неразборчивое, а Гелла в ответ выкрикнула свою фамилию, стараясь произносить ее на французский лад. Когда мы поднимались по лестнице, свет погас, и мы с Геллой захихикали, как дети. Мы никак не могли нащупать выключатели на лестничных площадках, и это почему-то каждый раз вызывало у нас новый приступ смеха. Так, держась друг за друга и не переставая смеяться, мы добрели до номера Геллы на верхнем этаже.

– Расскажи мне о Джованни, – попросила Гелла через какое-то время, когда мы лежали в кровати, глядя, как ночь затягивает чернотой накрахмаленные белые портьеры. – Меня он интересует.

– Довольно бестактно сейчас заговаривать о другом мужчине, – сказал я. – И что ты, черт возьми, хочешь о нем знать?

– Ну кто он, чем интересуется? Откуда у него такое лицо?

– А что с его лицом?

– Ничего. Просто он очень красивый, ты не заметил? Но в его красоте есть что-то старомодное, что ли.

– Давай-ка засыпай! – сказал я. – Ты уже заговариваешься.

– Где ты с ним познакомился?

– В баре, там, помнится, было много народу, выпивали.

– Жак тоже был?

– Не помню. Кажется, был. Да, он тоже познакомился с Джованни в тот вечер.

– А как случилось, что ты стал жить с ним?

– Я уже рассказывал. Сидел тогда на мели, а у него была комната.

– Но это не могло быть единственной причиной.

– Конечно. Он мне понравился, – сказал я.

– А теперь разонравился?

– Я очень привязан к Джованни. Сегодня он был не в лучшей форме, хотя обычно бывает очень мил. – Я засмеялся. Под прикрытием ночи, осмелевший после близости с Геллой и успокоенный тоном моего голоса, я с облегчением прибавил: – По-своему я люблю его. Действительно люблю.

– Тогда ты странным образом показываешь свою любовь, и он это чувствует.

– Пойми, эти люди иначе себя ведут – не так, как мы. Более импульсивно. Тут ничего не поделаешь. Я так вести себя не могу.

– Да, – задумчиво проговорила Гелла. – Я это заметила.

– Что именно?

– Здешние парни как будто не показывают привязанности друг к другу. Поначалу это шокирует, а потом понимаешь, что на самом деле это застенчивая нежность.

– Так оно и есть, – согласился я.

– Короче говоря, нам следует пригласить Джованни на днях пообедать с нами, – предложила Гелла. – Что ни говори, он тебя спас.

– Хорошая мысль. Не знаю, чем он сейчас занимается, но, уверен, выкроит для нас вечерок, – сказал я.

– Он много времени проводит с Жаком?

– Не думаю. Скорее всего, вчера они встретились случайно. – Я помолчал, а потом заговорил, осторожно подбирая слова: – Мне кажется, таким парням, как Джованни, приходится нелегко. Париж – земля далеко не благословенная, шансов преуспеть тут немного. Джованни беден, я хочу сказать, он из бедной семьи, и рассчитывать на многое ему не приходится. Конкуренция здесь огромная. А если и найдешь место, много не заработаешь и будущее себе не обеспечишь. Поэтому многие из них болтаются без дела и становятся жиголо, гангстерами и еще бог знает кем.

– Холодно здесь, в Старом Свете, – сказала Гелла.

– В Новом – тоже не жарче, – возразил я. – А здесь уж осень близко.

– Зато нас согревает любовь, – засмеялась она.

– Мы не первые люди, которые, лежа в постели, так думают. – И некоторое время мы молча лежали, обняв друг друга. – Гелла! – произнес я наконец.

– Что?

– Давай, когда получим деньги, уедем отсюда.

– Уедем из Парижа? А куда?

– Все равно куда. Просто уедем. Меня воротит от Парижа. Хочется ненадолго сменить обстановку. Поедем на юг. Погреемся там на солнышке.

– Значит, мы поженимся на юге?

– Гелла, – сказал я, – поверь мне. Я ничего не могу решать, ничего не могу делать, пока мы не уберемся из этого города. Я даже соображаю здесь плохо. И жениться здесь не хочу – не могу даже думать об этом, пока мы здесь. Давай скорей уедем.

– Я не знала, что у тебя это так серьезно, – удивилась Гелла.

– Я жил в комнате Джованни несколько месяцев. Больше я этого не выдержу. Мне надо отсюда уехать. Ну пожалуйста.

– Я только не понимаю, как его комната связана с бегством из Парижа. – Гелла издала нервный смешок и слегка отодвинулась.

Я вздохнул.

– Гелла, поверь, у меня нет сил пускаться в долгие объяснения. Но если я останусь в Париже, то буду постоянно сталкиваться с Джованни, и тогда… – я замолчал.

– Почему это тебя так волнует?

– Ну я ничем не могу ему помочь, а он видит во мне богатого американца. Это трудно вынести, Гелла. – Я замолчал, сел на кровати и смотрел в темноту за окном. Гелла внимательно наблюдала за мной. – Как я говорил, он славный малый, но слишком надоедливый, и еще вбил себе в голову, что я чуть ли не сам Господь Бог. А его комната – такая вонючая и грязная. К тому же скоро зима, начнутся холода… – Я повернулся к Гелле и обнял ее. – Послушай, давай уедем. Потом я много чего тебе расскажу, но только… только когда нас здесь не будет.