Калле Каспер - Чудо: Роман с медициной

В гостинице было по-прежнему тихо, я снова лег на кровать и стал вспоминать, как Рипсик меня любила, как обо мне заботилась. Это было настоящим чудом, я долго этого не понимал, мы же принимаем все хорошее, что с нами происходит, за должное, но в конце концов, где-то примерно с год назад, это до меня дошло, и с той поры я стал ей говорить: «Sei una meraviglia» [11] Ты — чудо ( итал. ). — она слушала и при всей своей скромности не возражала.

Вечером мы положили сосуды с пеплом Рипсик в мою сумку и вышли. За день до того я купил фонарь, специально для этого мероприятия, но он не понадобился, потому что вся Венеция, и выбранное нами уединенное место в том числе, была хорошо освещена. Нам это скорее мешало, потому что на остановке вапоретто еще стояли люди и видели нас как на ладони. После некоторого колебания мы решили пока что отложить наше дело и ушли. Обидно, конечно, что приходилось таиться, словно ворам, Рипсик была достойна погребения не только в Canal Grande, но погребения торжественного, в сопровождении оркестра, играющего ее любимые мелодии, — увы… Немного погуляв, мы вернулись. Теперь на канале было тихо, я открыл сумку, вытащил один из сосудов и снял с него крышку. Внутри лежал мешочек с пеплом. Настал самый страшный момент. Как бы я ни убеждал себя, что «это уже не она», но на самом деле это все-таки была Рипсик или, вернее, то, что от нее осталось, хотя бы и символически. Я собрался, глубоко вздохнул и резким движением высыпал мешочек в воду — пепел сразу пошел ко дну, хотя я полагал, что он будет какое-то время оставаться на поверхности. Гаяне взяла второй сосуд и проделала то же самое, добавив, в отличие от меня, несколько прощальных слов, громко, чтобы и Рипсик услышала, но после этого сразу стала чертыхаться — оказалось, что она выронила мешочек из рук и он упал в воду вместе с пеплом. Правда, потом мы сообразили, что получилось даже удачно — высыпанный пепел унесет течением, а опустившись на дно в мешочке, он мог там и остаться. Сосуды мы на обратном пути положили в мусорный контейнер, увидели открытое кафе и зашли, я заказал Гаяне бокал вина, себе рюмку граппы, и мы еще раз выпили за упокой Рипсик.

Утром я проводил Гаяне в аэропорт, очередь на регистрацию была длинная и двигалась медленно, так что когда мы наконец сдали чемодан, ей уже пора было идти на спецконтроль. Мы обнялись, я сказал, что обязательно приеду в Ереван, если не весной, то осенью, а она обещала прислать мне рецепты тех блюд, которыми Рипсик меня баловала, — мне ведь придется теперь готовить самому. Я вспомнил, как Гаяне после смерти Рипсик позвонила в Барселону и сказала мне, что отныне у меня в Армении есть сестра, — и это были не пустые слова, все эти две недели она поддерживала меня, помогала таскать чемоданы, а когда мы добрались до Италии, варила обеды и постирала и погладила мои рубашки — не уверен, что смог бы ей быть за брата, у меня никогда не было сестры, и такие отношения были мне незнакомы.

Потом она повернулась и пошла, скоро пропала в толпе, и я остался один.

Дальше все по Бальзаку: я действительно время от времени сажусь в поезд и еду из провинциального городка, в котором обосновался, в Венецию, а там иду на могилу Рипсик, иногда бросаю в канал и розу — иногда, потому что редко нахожу такую, которая бы ей понравилась. Вместо этого я стал бросать в канал серьги — не те, что остались от нее, их я держу на память, но я обнаружил в Венеции магазин, где продают маленькие симпатичные стеклянные сережки, каждый раз по дороге захожу в него и покупаю очередную пару. Возвращаюсь я не сразу, сперва я должен прогуляться до Сан-Марко и прошагать меж двух колонн, со львом и с тем святым-копьеносцем, имя которого я никак не могу запомнить, это дурная примета, ведущая, как говорят, к смерти, но меня это устраивает.

Я продолжаю искать решающую ошибку, и недавно я стал думать, что, может, ее и не было, а была серия маленьких, это вызывает во мне еще большее отчаянье, мне кажется, что я легко мог бы предотвратить почти любую из них, если бы у меня хватило ума и смелости.

Итальянский перевод романа Рипсик до сих пор не издан, но я не потерял надежды, зато свое второе обещание я выполнил — роман про все то, что с нами происходило в последние два года, готов. Правда, я не знаю, каков он получился, раньше я читал каждое новое произведение Рипсик вслух, она внимательно слушала, поправляла психологические неточности, фактические ошибки, если таковые случались, а когда наконец говорила: «Все нормально», я с легким сердцем отправлял текст в издательство — теперь мне советоваться не с кем.

Тоска по Рипсик гложет меня, я до сих пор не смирился с мыслью, что ее нет и никогда не будет. Жду чуда — чтобы открылась дверь и вошла она, радостная, счастливая, такая, какая была всегда, кроме самого последнего времени, но чуда не происходит. Значит, это будет как-то иначе, мы встретимся в Элизиуме, это должно случиться, потому что не может быть, чтобы мы не встретились, это было бы слишком несправедливо, мы так любили друг друга, продолжаем любить и не можем жить один без другого, ни она там, ни я здесь.

1. 2. 3. 4. 5.

Как корова ( фр. ).

Я тебя люблю (здесь и далее по-армянски).

Я тебя тоже люблю.

Ты меня любишь?

Безумно.

Больше жизни.

Потому что я хочу думать! ( фр. )

Последнее прости ( итал. ).

Венеция свободна навсегда! ( итал. )

Все кончено на земле для нас ( итал. ).

Ты — чудо ( итал. ).