Валентин Курицын - В зареве пожара

— Волков бояться — в лес не ходить.

— Раз умирать!

— За правду и пострадать можно…

Ремнев замолчал и провёл платком по вспотевшему лбу.

Товарищ Фриц, молча наблюдавший за этой сценой, одобрительно кивнул головой.

— Славные ребята, — шепнул он Лорду, — жаль только — мало их.

— Теперь, друзья, — возвысил голос Алексей Петрович, — я рекомендую вам нашего нового товарища, которого комитет уполномочил руководить демонстрацией. Комитет передал ему свою власть на завтрашний день. Я уполномочен комитетом просить вас, товарищи, вполне подчиниться распоряжениям этого человека. С данного момента руководящая роль переходит к нему… Товарищ Фриц, от имени комитета прошу вас вступить в свои обязанности!

После этого официального обращения Ремнев добавил полушутливым тоном:

— Теперь ваша очередь… Вам и книги в руки!

Фриц выдвинулся вперёд.

— Я насчитал здесь четырнадцать человек. Все эти люди наиболее преданные делу, наиболее испытанные, не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердил Ремнев.

— Товарищи! — обратился Фриц к рабочим, — все ли вы вооружены револьверами?

— Есть… У всех есть.

— Патроны также имеются?

— Есть и патроны…

— Уверены ли вы в своём оружии? Может быть, у некоторых револьверы дают осечку?

Тут вмешался Лорд, до сих пор не проронивший ни слова.

— Собравшиеся здесь товарищи вооружены более чем удовлетворительно. Здесь три браунинга, пять револьверов Нагана, остальные системы Смит-Вессона.

— Покажите мне ваше оружие, товарищи.

Рабочие один за другим подходили к Фрицу, вынимали из карманов револьверы и протягивали последнему. Сталь и никель оружия тускло блестели при слабом свете свечи.

Фриц спокойными методичными движениями повёртывал барабаны, поднимал курки, осматривал, хорошо ли действуют стержни, выбрасывающие пустые гильзы.

Передавая револьвер обратно тому или иному рабочему, он делал вполголоса замечания:

— У кого браунинги, держитесь поближе ко мне. Будьте поосторожнее. Не переводите предохранителя до самого последнего момента. Это вы можете сделать тогда, когда я подам сигнал стрелять… У кого наганы, тем лучше стрелять с упора. Стать на одно колено и левой рукой поддерживать револьвер, вот так…

Фриц для наглядности проделал своим маузером описанный приём.

— Главное помните: без команды не открывать огня… Отразить атаку можно только залпами. На ближнем расстоянии цельтесь в пол-человека. Если атакуют казаки — бейте по лошадям. Сохраняйте порядок среди товарищей… Завтра к двенадцати часам дня все должны явиться на сборный пункт. Я подам сигнал свистком. Охрана должна сцепить ядро демонстрантов цепью. В случае отступления мы должны прикрыть товарищей. Отразить натиск наступающих.

Рабочие толпились вокруг Фрица с серьёзными, нахмуренными лицами и внимательно вслушивались в его слова.

— Помните, что беспорядочное бегство не спасёт. Необходимо сохранять хладнокровие. Это самое главное.

— От пули не убежишь, — сумрачно улыбнулся один из рабочих, вкладывая в кобур свой револьвер.

Это был старый, испытанный член партии. Один из наиболее сознательных рабочих. В прошлом он неоднократно сидел в тюрьме. Был в ссылке…

Теперь комитет возлагал на него большие надежды…

— Товарищи, — нарушил молчание Ремнев, — время расходиться по домам… Нужно отдохнуть, собраться с силами. Завтра будет горячий день… Теперь я должен передать вам от комитета наше рабочее знамя… Вот оно.

Ремнев развернул знамя…

Красное шёлковое полотнище с лёгким шумом упало на стол. Заблестели золотые буквы, изломанные мягкими складками. Те из рабочих, которые стояли в шапках, благоговейно обнажили головы.

Воцарилось торжественное молчание…

— Вот знамя рабочей партии, — повторил Ремнев, делая широкий жест.

— Я передаю его вам из рук в руки. Храните его! Помните, что это символ ваших страданий. Символ великой и святой борьбы!

Передав дочерям известие о приезде Антона, старик Косоворотов пошёл посмотреть, в точности ли выполнены его утренние распоряжения.

Маленький флигелёк, где он намеревался поместить сына, пустовал с самой осени. Стоял он в задней части сада, окружённый кустами черёмухи и смородины. В летнее время там обыкновенно устраивали свою временную резиденцию мальчики-гимназисты, младшие дети Косоворотова.

Константин Ильич застал во флигеле экономку.

— Ну как, всё устроили? — спросил Косоворотов.

Он остановился посреди комнаты, не снимая шубы и шапки.

— Всё, батюшка, всё… Лежанку протопили. Полы вымыли. Побелить бы надо малость, да уж сегодня руки не дошли. Так, с потолка, да по углам паутину поснимали…

Косоворотов посмотрел на облупленную штукатурку стен и неодобрительно покачал головой.

— Нда, подремонтировать надо будет… Ну, да это не к спеху. Кровать сюда придётся поставить, умывальник, — распорядился он.

— Сделаем, батюшка Константин Ильич, всё сделаем.

Косоворотов сухо кашлянул и продолжал с напускной небрежностью:

— Самоваришко лишний у нас есть в кладовой, так надо будет его сюда принести. Приборик чайный, и ещё что требуется по домашнему обиходу.

Экономка, зная крутой нрав Косоворотова, не стала расспрашивать, но на лице её отражалось живейшее любопытство.

Косоворотов понял это, подумал и решил теперь же посвятить её в положение вещей.

— Невдомёк тебе, для кого это я флигель-то готовлю?

— Чтой-то и верно, не домекнусь…

— Для сынка, слышь, старшего, для Антона!..

Экономка даже руками всплеснула.

— Отцы мои! да неушто он приехал?!

— Приехал… Больной он. Поживёт покаместь здесь во флигеле, а там видать будет… Кучеру скажи, чтобы перетащил свои пожитки сюда, в прихожую. Самовар когда наставит или подать что.

— Да откуда же это он приехал? — расспрашивала экономка.

Откровенность Косоворотова придала ей смелости.

Константин Ильич махнул рукой и отозвался сумрачным тоном:

— Не знаю… Не видался я ещё с ним.

— Вот они дела-то какие… Стосковалась видно его душенька по родной сторонке.

— Ну, ладно, обряжай всё как следует… Гляди, приедут.

Экономка засуетилась. Приведя всё в порядок, она ушла, оставив Косоворотова одного.

Он, всё ещё не раздеваясь, сидел около стола. Ожидал сына.

Наконец под окнами заскрипел снег.

Хлопнула дверь в прихожей. Струйка холодного воздуха поплыла по полу.

Косоворотов узнал голос старшего приказчика.

— Раздевайтесь, Антон Константинович. Дай-ка, я помогу Вам.

— Спасибо, я сам, — ответил незнакомый хриплый, сильно простуженный голос.

Косоворотов вздрогнул.

— Ну, где уж там сам… Вон Вас так и шатает… Саквояжик я пока что здесь положу. А ты, парень, ступай, больше нам тебя не нужно.