Валентин Курицын - В зареве пожара

— Хорошо. Я подожду.

— Что слышно в городе?

Алексей Петрович пожал плечами. В его добрых близоруких глазах мелькнули искорки невольного раздражения.

— Лучше и не спрашивай. Говорить тошно.

— Фантазирует публика?

— Даже чересчур.

Лорд рассеянным жестом правил манжеты.

— Скверно. Можно с уверенностью сказать, что завтра мы потерпим фиаско. Лично моё мнение такое: следовало бы отложить всю эту затею на неопределённое время. Власти теперь настороже. Девяносто девять шансов за то, что нас заберут прежде, чем мы успеем распустить знамёна.

Лорд желчно улыбнулся и продолжал:

— Кстати о знамёнах. Ты не поверишь, какого мне стоило труда уговорить главарей эсеров принять участие в демонстрации под флагом социал-демократии. Им хотелось идти непременно под своим знаменем. Тупоголовые, узкие доктринёры. Насилу урезонил.

Ремнев сочувственно покачал головой.

— Да, такая несолидарность наводит на грустные размышления.

— Ну, я кончил… Сейчас буду к твоим услугам. Вот только папирос захвачу.

Лорд пошёл в свой кабинет и через несколько минут вернулся, уже готовый к экспедиции.

Он изменил свой обычный костюм. Надел длинные охотничьи сапоги, романовский дублёный полушубок и шапку с наушниками.

Опять подошёл к буфету и выпил ещё рюмку.

— За успех завтрашнего дня! Ну-с, идём. «Заговорщики завернулись в длинные плащи и скрылись через потайную дверь», — шутливо закончил Лорд.

У него была оригинальная манера вплетать в свою речь цитаты из разных бульварных романов, которыми он в ранней юности зачитывался.

Они взяли извозчика.

Ночь была морозная, ясная. Весело скрипели полозья санок. Гудели заиндевевшие телефонные проволоки.

Вверху над белыми крышами домов угрюмо чернело ночное небо. Вспыхивали и роились звёздочки…

— Да… морозит, — повёл плечами Ремнев.

— Пальто-то у тебя, брат, на щучьем меху.

— Пешком пойдём — согреемся.

— Можно бы и отпустить извозчика, теперь уже недалеко осталось.

— А вот до угла доедем.

Они рассчитались с извозчиком и пошли по узенькому обледенелому тротуару.

Улица была глухая, слабо освещённая редкими фонарями. Тянулись длинные заборы, темнели рощи.

Летом на этой окраине города можно было жить, как на даче. Здесь было много зелени, свежий воздух.

Зимой же окраина спала. Многие квартиры пустовали. Улицы были занесены сугробами снега.

…Ремнев и Лорд остановились около калитки небольшого одноэтажного домика в самом конце улицы.

Алексей Петрович постучал в окно, закрытое ставнями.

На дворе послышались шаги.

Молодой девический голос окликнул:

— Кто это?

— Это я. Отворите, Маруся.

Заскрипел засов.

— Проходите, Алексей Петрович. Все уже собрались. Ждут Вас.

— На огороде?

Молоденькая девочка, подросток, впустившая приятелей, утвердительно кивнула головой.

— Там.

Она зябко поёжилась, кутаясь в старенькую шаль.

— Ну, мы пройдём туда.

Ремнев взял на себя роль путеводителя.

Они прошли под тёмный навес.

В углу, около амбара, хрипло залаяла собака.

— Не бойтесь, — крикнула им вслед девушка, — она привязана.

Они осторожно шагали по узенькой тропинке, прорытой в сугробах снега.

Посреди пустыря чернело старое покосившееся здание — баня.

— Вот сюда, — вполголоса заметил Ремнев, подходя к двери.

Он постучал. Сказал пароль.

В предбаннике было темно.

Человек, отворивший дверь, предупредил Ремнева.

— Осторожнее: здесь лежат дрова.

— Все в сборе?

— Давно уже… Постойте, я чиркну спичкой.

Бледный огонёк выхватил из темноты промёрзший угол бревенчатой стены и молодое серьёзное лицо рабочего.

Ремнев отворил дверь, ведущую в баню. Слегка нагнулся, чтобы не удариться головой о косяк.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался он с присутствующими.

Их было человек пятнадцать. Сидели на лавках, на полке и просто на полу. Маленькое оконце было плотно завешено. Горела свеча, воткнутая в бутылку.

Баня было протоплена с вечера. Было жарко, пахло прелыми вениками, сыростью и махоркой.

Сидевшие на лавке посторонились, чтобы дать место Ремневу.

Лорд остановился около дверей и внимательно осматривал публику.

Некоторых из них он видел в первый раз. Это были рабочие, члены кружка.

Преобладали молодые безбородые лица. Они, в свою очередь, с любопытством посматривали на незнакомую фигуру Лорда.

Товарищ Фриц был тут же. Он стоял, прислонясь к стене, и спокойно пощипывал свои усики.

Его тужурка была опоясана американским патронташем.

Сбоку висел маузер.

— Прежде всего, вот что, товарищ! — начал Ремнев, расстёгивая пальто, — необходимо будет поставить караульных на огороде и во дворе, около калитки. Было бы скверно, если б нас захватили врасплох.

Несколько человек сейчас же предложили свои услуги.

Алексей Петрович нерешительно посмотрел на рабочих.

— Я, право, не знаю… Нужно только двоих. Перспектива мёрзнуть на открытом воздухе не из приятных. …Мы назначим смену через каждые два часа. В первую очередь идите хотя бы, товарищ…

Он слегка дотронулся до крепкого коренастого парня, слесаря по профессии.

— Позвольте мне пойти, — вмешался один юноша, до сих пор молча сидевший в уголке.

Это был младший сын хозяина дома.

— Я там спрячусь в кустарниках, что на краю огорода. Оттуда можно сторожить и улицу, и соседний пустырь…

— Прекрасно. Ступайте. Смотрите в оба, товарищи! В случае какой-либо опасности, осторожно, не поднимая шума, предупредите нас.

Получив эту инструкцию, караульные отправились на свои посты.

— Теперь можно приступить к делу.

Ремнев обвёл собравшихся внимательным взглядом.

— Я вижу, некоторые из наших товарищей не явились, — заметил он. — Не хватает пяти человек. Все вы были предупреждены мною заранее, что настоящее собрание является последним и решительным. Те, кто по тем или иным причинам решили не принимать активного участия в выступлении, хорошо сделали, что не пришли сегодня сюда. Они бы только помешали нам… Вы же, здесь собравшиеся, надеюсь, знаете, какую вы ответственную задачу берёте на себя. Нас очень немного… Мы представляем из себя маленькую кучку, всего горсточку. Может быть, к вечеру завтрашнего дня добрая половина из нас будет перебита, а остальные рассажены по тюремным камерам… Но, товарищи, нам ли бояться этого? Во имя солидарности с нашими братьями — рабочими других городов, во имя интересов всего рабочего класса, мы должны выполнить свой долг…

Ремнев говорил горячим, убеждённым тоном человека, для которого доктрины социал-демократии являются непреложной святой истиной.

Его слова наэлектризовали рабочих. Послышались отдельные возгласы: