Ибрагим Аль-Куни - «Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

— Если узнаете, получите два юаня на вино… простите, на чай, — поправился Мудрец.

— У нас в больнице это не принято, господин.

— Принято или нет — два юаня никому не помешают.

— Что же вас интересует, господин?

— Меня интересует… Нет… Спросите, пожалуйста, в женском отделении о барышне Ван Лин–ши. В какой она палате, чем больна, как себя чувствует. Можно?

— Это совсем нетрудно. Достаточно заглянуть в регистрационную книгу! — медсестра опять улыбнулась и исчезла.

Мудрец изумился: «Ишь какая сообразительная! Можно подумать, что к ней каждый день обращаются молодые мужчины с просьбой узнать что–нибудь о молодых женщинах. А может, медсестра просто привыкла сводничать, как Хун–нян [33] Xун–нян — бойкая служанка из известной китайской пьесы XIV в. «Западный флигель», помогающая влюбленным героям. ? Странно! Наши любовные отношения всегда останутся тайной. Стоит мужчин и женщин поместить вместе (кроме меня и Ван, конечно), как у них начинается бог знает что, даже говорить противно. В этой больнице все на европейский манер, но неужели на Западе любовь до такой степени свободна? — Он уже начал раскаиваться, и его насквозь пропитанное конфуцианством сердце, лишь слегка украшенное европеизацией, беспокойно запрыгало. — Вот дурак! Зачем я раскрыл медсестре свою тайну? Но ведь она не выразила ни малейшего удивления; может, она и в самом деле по–другому смотрит на эти вещи? А, ей захотелось получить два юаня!»

Тем временем медсестра вернулась:

— Барышня Ван лежит в седьмой палате, с обычной женской болезнью, но сейчас уже поправляется.

Медсестра направилась к двери, даже не взглянув на Мудреца. Он еще больше изумился, попытался всучить ей два юаня, но она с улыбкой повторила: «У нас в больнице это не принято», — и для вящей убедительности помахала рукой.

Мудрец сел на постель. Он ничего не мог понять: от чаевых отказывается, свободные отношения между мужчиной и женщиной считает вполне естественными. Наверняка воспитывалась у какого–нибудь заморского черта!

Совсем запутавшись, Мудрец решил больше не думать о медсестре. Он полагал, что все вещи на свете делятся на постижимые и непостижимые. О непостижимых и размышлять нечего, а люди, стремящиеся понять решительно все, просто дураки. Дураком же он быть не хотел, поэтому снова вернулся к более житейским вещам: «Я считал, что Ван ранена, а у нее какая–то женская болезнь! И Ли Цзин–чунь, этот пройдоха, ничего мне не сказал — наверняка путается с Ван! Ну, погоди, Ли Цзин–чунь, не будь я Чжао, если не разнесу твою нахальную башку!..»

Наконец Чжао выздоровел и выписался из больницы. Перед выпиской он еще раз навел справки в женском отделении, но Ван там уже не было. Он вздохнул и постарался вычеркнуть ее из своей памяти; не лучше ли думать об Оуяне, с которым он вот–вот встретится в пансионе?

Первый, кого он увидел в «Небесной террасе», был слуга Ли Шунь. Заискивающе улыбаясь, Ли Шунь спросил Мудреца о здоровье и поинтересовался, хорошо ли с ним обращались в больнице. Мудрец был тронут его вниманием, но счел ниже своего достоинств пускаться в подробности со слугой и лишь бросил в ответ две–три короткие фразы. Ли Шунь торопливо открыл дверь, вытер в комнате пыль, принес кипятку, заварил чай. Только тогда Мудрец вошел в комнату, огляделся, и она показалась ему чужой и холодной, как опустевший храм.

— А где господин Оуян?

— Вышел куда–то с господином У. Наверное, скоро вернутся!

Мудрец задумчиво поскреб подбородок и вдруг услышал в коридоре знакомый кашель. Он выглянул из двери и увидел долгожданного Оуян Тянь–фэна, а рядом с ним У Дуаня.

— Эй, друзья! — весело крикнул Мудрец.

— Ха, старина Чжао вернулся! Не умер от ран! — Оуян бросился к нему как лепесток, сорванный ветром, и горячо пожал ему руку. Мудрец не знал, смеяться или плакать от радости; он только чувствовал, что шутливый тон Оуяна для него в тысячи раз милее всех заботливых, но вульгарных расспросов Ли Шуня.

У Дуань, одетый, как обычно, в европейский костюм, легонько, двумя пальцами пожал Мудрецу руку и изобразил на своем лице подобие церемонной улыбки.

— Расскажи, чем вкусным кормили тебя в больнице? — спросил Оуян, ведя Мудреца с У Дуанем к себе в комнату.

— Чем вкусным кормили?! Ты бы лучше спросил, сколько мук принял в этой больнице твой старший брат!

Чжао с Оуяном резвились, как кошечки, которые трутся друг о друга носами, ушами, хвостами, и У Дуаню это не понравилось:

— Хватит валять дурака! Пойдемте лучше куда–нибудь! Я раскрою вам одну тайну…

— Пойдемте! — мигом согласился Мудрец. — Как вы насчет «Золотого феникса»? Там можно хлебнуть выдержанного, из погреба!

— Ты ведь только что из больницы, — сказал У Дуань. — Впрочем, ладно, я готов взять на себя твои болячки, да и Оуян поможет. Но когда вы услышите мою тайну, и о еде, и о вине позабудете!

— Кто бы ни платил, а уж я напрягу свой живот, чтобы объесть любого из вас! — пригрозил Оуян, и лица его друзей засияли золотым светом: после такой милой угрозы им особенно захотелось продемонстрировать сбое богатство и щедрость.

У Дуань надел европейское пальто, Чжао — китайскую куртку, и они втроем торжественно отправились в харчевню «Золотой феникс», славившуюся не только вином, но и блюдами из баранины.

— А, господа Чжао, У, Оуян! — с улыбкой приветствовал их хозяин. — Что же это, господин Чжао, вас так давно не было? Может, громили президентский дворец? Сколько раз съездили президенту по шее?

Мудрец улыбнулся и промолчал, но в душе поразился остроумию хозяина. Заняв лучший столик, друзья громко разговаривали, смеялись, даже не глядя в сторону остальных посетителей, словно те, кто ест баранью требуху и пьет обычную водку, вовсе не достойны внимания. Чжао на правах старшего приказал:

— Оуян, ты выбирай и заказывай, а У пусть рассказывает свою тайну!

— А ты не рассердишься? Она ведь тебя касается, — промолвил У Дуань.

— Стерплю как–нибудь, я человек уравновешенный.

— Ты так думаешь? — усомнился У Дуань и понизил голос. — Так вот, Ван подарила профессору Чжану свою фотокарточку! Я знаю, где она снималась, сколько заплатила и даже размер фотокарточки. Ну как, стоящая новость?

Мудрец ничего не ответил. Это сделал за него Оуян, который уже кончил заказывать и целиком переключил свое внимание на захватывающую тайну:

— Твои новости, дорогой У, всегда полезны и достоверны, но беда в том, что с профессором Чжаном нам не справиться.

— Ты, видно, не знаешь разницы между единственным и множественным числом! — вскипел Мудрец. — Это тебе или вам не справиться, а не «нам»! Я измолочу его без лишних слов, будь он даже о трех головах, шести руках и девяти хвостах. Не стоило бы, конечно, ввязываться в драку из–за бабы, но я доставлю себе такое удовольствие. К тому же Чжан — ее учитель! И ради общества я убью этого бесстыжего кобеля!