Дороти Паркер - Новеллы

— Черт, ничего не слышно, — сказал он. — Что «нет»?

— Пожалуйста, — сказала она, — пожалуйста, пожалуйста, Джек, послушай. Когда ты думаешь вернуться, дорогой? Ты мне так нужен. Так ужасно нужен. Когда ты приедешь?

— Ну вот. Как раз об этом я хотел написать тебе завтра. Послушайте, нельзя ли на минутку заткнуть глотки? Хватит, хорошего понемножку. Алло! Хорошо меня слышишь? Видишь ли, сегодня дела обернулись таким образом, что мне, кажется, предстоит поехать на некоторое время в Чикаго. Там как-будто довольно важное дело, и это не займет много времени, во всяком случае, не думаю, что много. Похоже, что я поеду туда на… следующей неделе.

— Нет, Джек! — сказала она. — Не делай этого. Ты не должен этого делать. Ты не оставишь меня одну в таком состоянии. Мне нужно тебя видеть, дорогой. Мне нужно. Ты должен вернуться или я приеду к тебе. Я не могу этого переносить, Джек, я не могу, я…

— Послушай, давай лучше сейчас попрощаемся, — сказал он. — Не имеет смысла допытываться, о чем ты говоришь, когда ты так тарахтишь. Да здесь еще такой гвалт. Эй, нельзя ли наладить оркестр? Прямо ужас, что делается. Вы что, хотите меня отсюда выжить, что ли? Ты ложись и спи спокойно, а я тебе обо всем завтра напишу.

— Послушай, Джек, — сказала она, — подожди. Помоги мне, любимый. Скажи мне что-нибудь утешительное на прощанье. Скажи, что любишь меня, бога ради, скажи мне, что все еще любишь. Скажи мне это, скажи.

— Нет никакой возможности, — сказал он. — Это просто ужас. Завтра утром я как встану, так первым делом тебе напишу. Ну пока. Спасибо, что позвонила.

— Джек! — сказала она. — Джек, подожди. Джек, одну минутку. Мне нужно с тобой поговорить. Я буду говорить спокойно. Не буду кричать. Буду говорить так, чтобы ты меня понял. Прошу тебя, дорогой, пожалуйста…

— Разговор с Детройтом окончен? — спросила телефонистка.

— Нет, — сказала она. — Нет, нет, нет! Соедините меня с ним снова, соедините сейчас же! Сейчас же. Или нет, не надо, теперь мне ничего не надо. Не надо…

Миссис Мэдсон остановилась в вестибюле универсального магазина «Дж. Фосдик и сыновья». Она переложила маленький сверток из правой руки под левую подмышку, твердой рукой взялась за металлический замок своей хозяйственной сумки, открыла его привычным движением и вынула из этой содержавшейся в образцовом порядке сумки маленькую книжечку в черном переплете и отлично отточенный карандашик.

Покупатели, спеша в магазин и обратно, толкали миссис Мэдсон, но никому из них не удалось обратить на себя ее внимание или ускорить ее движения. Когда кто-нибудь из наиболее деликатных бормотал: «Ах! Прошу прощения!» — она не удостаивала его ответом. Спокойная, уверенная в себе, восхитительно неприступная миссис Мэдсон твердо стояла посреди вестибюля. Она открыла книжечку, аккуратно нацелилась карандашом и записала красивым почерком с легким изящным наклоном: «Четыре бонбоньерки из гофрированной бумаги с леденцами — $ 0.28».

Знак доллара получился такой нарядный, что миссис Мэдсон взглянула на него с чувством удовлетворения. Точка была поставлена четко, двойка имела изысканный завиток, а восьмерка вышла восхитительно пропорциональной. Миссис Мэдсон одобрительно поглядела на свою запись, все так же не спеша закрыла книжечку, положила ее вместе с карандашом в сумку, проверила, хорошо ли защелкнулся замок, и переложила сверток обратно — из-под левой подмышки в правую руку. Затем с приятным сознанием исполненного долга величественно направилась к двери, решительно толкнула ее и вышла из универсального магазина «Дж. Фосдик и сыновья» через вращающуюся дверь, над которой красовался большой плакат с призывом: «Просим выходить через дверь напротив».

Миссис Мэдсон неторопливо шагала по Мэпл-стрит. Яркое утреннее солнце заливало главную улицу города, но и оно не могло заставить миссис Мэдсон опустить голову или прищурить глаза. Она держала голову очень высоко и поглядывала по сторонам с таким видом, словно хотела сказать: «Мы сегодня довольны тобой, наш добрый народ».

Временами она останавливалась у витрин и тщательно разглядывала уже появившиеся в них осенние костюмы. Но сердце ее было свободно от зависти, заставлявшей страдать у витрин женщин помельче калибром, чем она. Хотя длинное черное пальто миссис Мэдсон, сохранившееся еще с того сезона, когда носили рукава с буфами и жакеты в талию, изрядно обтрепалось и лоснилось от времени и шляпа, потеряв форму, приобрела тот унылый вид, который неизбежно сопутствует преклонным годам, а черные перчатки, тоже весьма почтенного возраста, кое-где уже вытерлись и стали сизыми, — несмотря на все это, миссис Мэдсон нисколько не стремилась к обладанию этими новомодными элегантными костюмами, так соблазнительно выставленными напоказ. Ее тешила уютно угнездившаяся в сознании мысль о том, что в стенном шкафу у нее в спальне в образцовом порядке висят вполне свежие туалеты, каждый — в своем цветастом кретоновом чехле, каждый — на своей деревянной вешалке.

Миссис Мэдсон придерживалась очень определенных и твердых взглядов на тех людей, которые выбрасывали или отдавали кому-то вышедшие из моды костюмы, в то время как они еще могли служить по своему прямому назначению, так как согревали тело и помогали соблюдать приличие. Она считала, что «пускать в носку» новые платья — вульгарно и указывает на принадлежность к низшим классам. В этом было что-то неприятное, экстравагантное и даже разнузданное. На это способны только простые люди из рабочей среды, которые, — как нередко старалась растолковать миссис Мэдсон своим приятельницам, — всегда бегут покупать электрические холодильники и радиоприемники, стоит им только заработать немного денег.

Жуткая мысль о том, что преждевременная кончина может помешать ей износить хранящиеся в шкафу костюмы и полностью насладиться ими, ни разу в жизни не возникла у миссис Мэдсон. В ней жила спокойная уверенность, что люди, подобные ей, не подвержены превратностям жизни, — они покидают земную юдоль в возрасте от семидесяти до восьмидесяти лет. Случается им умирать и позже, но раньше этого возраста — никогда.

На улице появилась слепая негритянка. Она палкой нащупывала себе дорогу. На шее у нее висел подносик с карандашами. Миссис Мэдсон стремительно отступила к обочине тротуара, чтобы избежать встречи с попрошайкой и метнула на нее испепеляющий взгляд. В одно мгновение миссис Мэдсон уже составила себе мнение об этой женщине. Она была убеждена, что слепая видит ничуть не хуже ее. Миссис Мэдсон никогда ничего не покупала у попрошаек на улице, и ее чрезвычайно сердило, когда она видела, как это делают другие. Она всегда утверждала, что у всех этих нищих огромные вклады на текущем счету в банках.