Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Каждый заключенный брал стопку кирпичей, шесть-восемь штук, и бегом относил их к складу, на расстояние в двести метров. И так же бегом возвращался обратно. За малейшую задержку капо тут же били заключенных кнутами. Каждую платформу обслуживало по 70 заключенных. Это было слишком много, возникала толкотня, люди наступали друг другу на ноги, некоторые падали. Но немцев это только забавляло. Они и не подумали как-то улучшить организацию труда, увести часть заключенных на другие работы. Пусть они толкаются, пусть им будет неудобно! Так даже лучше.

Били не только за задержку. Не поймаешь брошенный с платформы кирпич – снова удары кнутом. В воздухе только свист стоял от непрерывно «работающих» кнутов. Все вспотели, тяжело дышали. Некоторые, не в силах выдержать такого темпа, падали. Их пристреливали.

Спустя час все платформы были разгружены. Заключенных построили и повели на другие работы. Пустой состав отогнали в тупик, перрон подмели – ожидалось прибытие очередного состава откуда-то из Западной Европы…

После этого несколько дней подряд группу столяров, в которую был включен Печерский, выгоняли к сараям, на рубку дров. Дрова – здоровенные чурбаки – заранее пилила специальная группа пильщиков.

И здесь выяснилось, что не один только Лео обратил внимание на советского военнопленного с командирской выправкой. Были и другие заключенные, которые расценили Печерского как возможного руководителя для борьбы с эсэсовцами. К Александру подошел незнакомый лагерник и без долгих разговоров заявил:

– Ты меня не знаешь, зато я знаю, кто ты. Ты – русский военный. Слушай: я и мои друзья решили сейчас бежать. Ты пойдешь с нами?

– Вы решили бежать? – удивился Печерский. – Как?

– Очень просто. Видишь, нас охраняют всего пять вахманов. Мы их перебьем и уйдем в лес.

Печерский встревожился. Подошедший лагерник не шутил. Он и правда собрался бежать прямо сейчас. Такой легкомысленный шаг, конечно, не принес бы ничего хорошего. А запланированному Печерским побегу большой группы заключенных мог сильно повредить.

– Послушай, ты плохо придумал, – начал он объяснять парню. – Гляди: охранники не стоят рядом. И они сегодня вооружены не кнутами, а автоматами. Если вы убьете одного, остальные тут же поднимут стрельбу. На звуки выстрелов прибегут эсэсовцы и всех нас убьют. И потом, чем вы перережете проволоку? Как пройдете минное поле? К побегу нужно заранее готовиться. Надо подумать о своих товарищах. Допустим, кому-то из вас удастся бежать. А что будет с теми, кто работают в бараках? Их построят, и расстреляют каждого десятого, а может, каждого пятого. Видишь – у тебя плохой план. А при хорошей подготовке можно сделать больше. Запретить тебе сейчас бежать я не могу и мешать не буду. Но и помогать не стану.

Видимо, слова Печерского произвели впечатление на парня. Он отошел к своим друзьям, что-то им объяснил. В этот день никто не пытался бежать.

На следующий день Лео и Печерского снова повели рубить дрова для кухни. Горячего парня и его друзей уже не было, а охранников стало вдвое больше. Возможно, накануне кто-то слышал обрывки из разговора Александра с человеком, задумавшим побег.

Громкий стук топоров заглушал звуки, и Лео с Печерским могли было разговаривать.

– Нам нужен новый Моисей, который выведет нас из рабства, – заявил Лео. – Это ты!

– Сколько квитанций ты выдал на вокзале прибывшим людям? – парировал Печерский. – Скольким ты обещал, что все будет хорошо?

Мимо шел капо Берлинер. Этот здоровяк был, как ни странно, евреем. Но при этом он обожал фюрера и был предан идеям нацизма. Берлинер служил нацистам не за страх, а за совесть. Он уже выдал десятки заключенных, которые, на его взгляд, вели себя подозрительно. Он никогда не забывал прислушиваться и присматриваться к тому, что происходит вокруг. Вот и теперь он постарался услышать, о чем там Лео разговаривает с новичком в красноармейской гимнастерке. Однако, завидев его, Лео и Печерский сразу замолчали. И продолжили разговор, лишь когда Берлинер отошел подальше.

– Мы стараемся выжить, чтобы отомстить! – внушал товарищу Лео.

Однако Печерский покачал головой:

– Нет, вы стараетесь просто выжить. Выжить любой ценой. И в любой момент вы струсите и будете спасать себя.

– Людям это свойственно, Саша… – сказал Лео.

– Если быть евреем – значит дрожать и бояться, то да, я не еврей, – заключил Печерский. – Я солдат!

Тут он заметил, что снова надвинулась опасность, причем более грозная, чем капо Берлинер. К дровоколам незаметно подошел комендант Первого лагеря Френцель. Он помахивал плеткой и подгонял заключенных:

– Шнель! Шнель!

Сосед Печерского, высокий голландец, на мгновение отложил топор, чтобы протереть очки – и тут же над его головой свистнула плеть Френцеля, очки упали и разбились. Голландец схватил топор и начал вслепую, почти ничего не видя, колотить по чурбаку. Естественно, он не мог расколоть крепкое дерево, у него ничего не получалось. Тогда Френцель еще раз стегнул его плетью. Голландец застонал, но даже не оглянулся. А комендант, пьянея от наслаждения, от своей власти, продолжал наносить все новые удары.

Печерский, стоявший в пяти метрах от них, видел все происходящее. В какой-то момент, не в силах спокойно глядеть на это зрелище, он опустил топор. Френцель моментально это заметил и подозвал лейтенанта:

– Ком! Ком!

Печерский двинулся к эсэсовцу, не сводя с него глаз. А тот вдруг улыбнулся и произнес на ломаном русском языке:

– Русский солдат! Тебе не нравится, как я наказываю этого лентяя? Так вот, я даю тебе пять минут, чтобы ты расколол этот чурбак. – И он указал на особо суковатый, кряжистый пень. – Расколешь – дам пачку сигарет. Опоздаешь – получишь двадцать пять ударов плетью. Двадцать пять, понял?

Френцель снял с руки свои золотые часы и показал Печерскому.

– Фюнф минутен! – скомандовал он. – Алзо, ком! Начинай!

Печерский посмотрел на немца… Казалось, что сейчас он взмахнет топором и кинется на немца. Кинется, чтобы убить садиста на месте – или быть убитым самому.

Но Печерский сдержался. Ведь он был не один – на него надеялись, его ждали его товарищи. Тогда он отвел глаза от врага и взглянул на пень. Сразу было видно, какой он прочный, как переплетены, сплетены в узел его волокна. И Печерский переместил всю свою ненависть к немцам на этот пень. Теперь он стал его врагом! Несколько секунд лейтенант разглядывал кусок дерева, намечая места, куда ударить. А потом с яростью обрушил на пень первый удар! Еще удар! Еще! Дерево заскрипело – и треснуло, раскалываясь надвое. Однако лейтенант не остановился. Если это враг, то его нужно добить! И он бил, бил…

Тут его плеча коснулась чья-то рука в лайковой перчатке. Это был комендант. Печерский опустил топор, поднял голову. И увидел, что Френцель протягивает ему пачку сигарет.