Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Получив хлеб, заключенные расходились по своим местам. Тут, в бараке, завязывались разговоры. Меня, как новенького, стали спрашивать о боях под Москвой, о поражении гитлеровцев. И я с удовольствием рассказал.

Капо Блятман тут же узнал об этом рассказе. На другой день старший по отсеку передал мне распоряжение капо несколько дней не выходить на работу. «Утром возьмешь метлу и будешь подметать в бараке», – сказал он. Я был в недоумении. Отлучение от работы было мне не по душе. Я мечтал о побеге, но для этого надо было выходить из лагеря. И спустя несколько дней я обратился к старшему, чтобы тот позволил мне работать вместе со всеми. Вечером он сообщил, что Блятман позволил мне выйти на работу. «Будешь работать на строительстве дачи для эсэсовцев, – сказал он, внимательно глядя на меня. – Это за городом, возят туда на грузовике. Но выбрось из головы всякие мысли о побеге! На даче есть собаки, они сразу возьмут твой след. И вообще, Блятман, возможно, сам поговорит с тобой».

После этих слов я все понял. Я понял, что Блятман заодно с нами и что он отстранил меня от работы, чтобы я не наделал глупостей.

– Ты хочешь сказать, что этот капо был подпольщиком? – недоверчиво спросил Лео.

– Да, так и было! И я узнал это спустя несколько дней. У меня был откровенный разговор с Блятманом. Он признался в том, что он – участник подполья. Во время беседы предупредил меня: «О побеге пока не думай. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Такое дело нужно так подготовить, чтобы комар носа не подточил. Человек должен сперва перейти из списка живых в список умерших. Так что имей терпение. Придет и твой час».

Но я все-таки до конца не верил ему, поэтому сказал: «Герр Блятман, а почему вы решили, что я вообще собираюсь бежать?» Он в ответ прищурился: «Какой я тебе «герр»! С чего взял, спрашиваешь? Да это за версту видно. И советую тебе быть осторожнее в разговорах. Это не значит, что нужно сторониться людей. Но собирать вокруг себя слушателей и произносить зажигательные речи нельзя. Нельзя, запомни это! Разные есть люди. Если чувствуешь, что человеку можно доверять, вызови его на откровенную беседу, а уж потом рискуй. Ведь ты отвечаешь не только за себя, но и за общее дело».

«Так вот какой ты человек!» – подумал я. И с того дня я фактически вступил в группу, руководителем которой был капо Блятман. У него я постигал науку подпольной работы, науку выдержки и терпения. У него учился, как готовить побег…

– Ты что, хочешь сказать, что и у нас в лагере есть подпольная группа, которой руководит кто-то из капо? – спросил Лео.

– Не знаю, – отвечал Печерский. – Я тут всего несколько дней, а уже год ты имел возможность приглядеться к каждому капо и вахману, узнать, что это за люди. Вот и скажи мне: нет ли среди них подпольщика?

Лео задумался, потом решительно покачал головой:

– Нет таких. Есть более жестокие, есть менее. Есть глупые, есть поумнее. Но таких, кто вели бы работу против немцев, нет. Я бы наверняка заметил.

– Значит, нам остается надеяться только на себя, – заключил Александр. – На свою наблюдательность и умение находить слабые места противника.

– И что, ты нашел такое место?

– Да, кое-что я высмотрел, – сказал Печерский. – Есть участок, свободный от мин. Он находится за хозблоком.

– А часовые? – спросил Лео.

– Мои ребята рассчитали: там пулеметы не достают, если не вставать в полный рост.

– Слава богу! – воскликнул Лео.

– Скажи, – спросил Печерский, – команда, что в саду работает – там есть твои люди?

– Да, там работает Рувим, – кивнул Лео. – Завтра он принесет садовые ножницы – столько, сколько нужно.

Печерский удовлетворенно кивнул и заключил:

– Завтра ночью перережем проволоку и побежим к лесу.

Он собирался еще что-то сказать, и тут заметил, что Люка положила голову ему на плечо и даже прикрыла глаза – будто спит. Со стороны они правда выглядели влюбленной парочкой…

В тот день заключенные получили еще одно доказательство жестокости гитлеровцев – как будто этих доказательств было еще недостаточно. В мужских бараках за неделю заболели 18 человек. Они уже несколько дней не выходили на работу, и для выздоровления им требовалось еще несколько дней. Однако этого времени им не дали. Капо доложил коменданту Первого лагеря Френцелю о наличии больных, и тот приказал всех ликвидировать.

После обеда в барак явилась расстрельная команда – двенадцать охранников, вооруженных автоматами. Они начали пинками поднимать больных людей с нар и выгонять их наружу. Все понимали, куда их поведут, что ждет больных.

К одному из больных пришла навестить его жена. Она была хорошей портнихой и потому не была уничтожена вместе с остальными женщинами. Увидев, что ее мужа повели на уничтожение, она закричала:

– Убийцы! Я знаю, куда вы его ведете! И меня заберите с ним. Не хочу жить без него! Слышите, подлецы, – не хочу!

Ее желание выполнили – их увели вместе. Спустя короткое время со стороны крематория донеслись выстрелы…

…В сортировочном бараке разбирали вещи убитых за день евреев. Барак выглядел, словно какой-то склад или магазин: повсюду высились горы одежды, обуви, сумок, зонтиков. А на столах лежали драгоценности, часы и более мелкие вещи, вроде перчаток. В углу горела небольшая жаровня – на ней сжигали фотографии и документы; немцам они были не нужны.

В барак то и дело заходили эсэсовцы. Заходили по делу и без дела. Их тянуло сюда, будто магнитом. Многие из этих новых «властителей мира» в прошлом вели довольно бедную жизнь. Им были недоступны такие дорогие, красивые вещи, которые они видели здесь.

Вот и сейчас огромный, краснолицый обершарфюрер Вагнер рассматривал щегольские кожаные перчатки. Взял их со стола, натянул… Но было заметно, что перчатки не лезут на его огромные ручищи.

А вахман Отто, расставшись на минуту со своим бичом, надел на каждый палец по золотому кольцу. Он шевелил пальцами и любовался…

– Моя мама такие только на витрине видела, – сообщил Отто сослуживцу. – Мы к этой витрине и подойти боялись. А у жидов вон сколько такого добра! Как говорится, с собой на тот свет не заберешь. Вот и не забрали…

– Уже не у жидов, – поправил его оберст Бекман. – Уже у великого рейха.

Он отобрал у Вагнера перчатки, надел их сам.

– Не порть вещь, Вагнер. Вот мне они как раз. На мои аристократические ручки…

– Опять мимо меня… – с сожалением произнес Вагнер.

Тут Бекман заметил на столе серебряный могендовид – цепочку с шестиконечной звездой Давида. Подкрался к Вагнеру и надел тому цепочку на шею. И воскликнул:

– Да ты просто красавчик! Еврейский красавчик! «Пожалте, господин, в Третий лагерь, на дезинфекцию…»