Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Однако Печерский сказал другое.

– Моя жена погибла, – сказал он.

– А дети? Дети у вас есть? – спросила Люка.

– Да, у нас есть дочь. Сейчас ей девять лет. Она мне дороже всего на свете. Если, конечно, она еще жива…

– А ты… – начала Люка следующий вопрос. Она хотела знать о нем все, все!

Но тут Печерский внезапно зажал ей рот рукой. И Лео он тоже сделал знак молчать.

– Тише! – прошептал он, прислушиваясь к чему-то.

– Что такое? – прошептал Лео. – Что ты услышал?

И тут вдруг понял – что. В лагере стояла тишина. Не было слышно ни музыки, ни пьяных криков, ни такого же пьяного смеха. Зато был слышен стук колес поезда, подходящего к станции.

Не сговариваясь, они все трое вскочили и побежали за барак, откуда была видна станция. И увидели, как поезд на минуту остановился у перрона. Приехавшие вчера эсэсовцы, пьяные, с трудом держась на ногах, залезали в вагоны. Несколько солдат лагерной охраны помогали им. У офицеров, как видно, не хватило сил проснуться после долгой попойки. Поезд не собирался ждать – он тронулся, еще когда не все сели, и последние из «гостей» залезали в вагоны на ходу. И вот поезд, набирая ход, ушел со станции, и наступила тишина. Лагерная охрана разошлась на свои посты. И больше никто не мог помешать восставшим…

Несмотря на безумную ночь, Калимали проснулся рано, на рассвете. Огляделся – и в утренних сумерках увидел Печерского, стоящего у окна барака. Командир тоже не спал. Ведь наступило 14 октября. Решающий день…

Как был, босиком, горец подошел к лейтенанту. Шепотом спросил:

– В три часа?

– В три часа, – словно эхо, отозвался Печерский. И все так же, не оборачиваясь, спросил: – Ты ведь все сделаешь?

– Все сделаю, – заверил его Шубаев.

…Капо Бжецкий в этот день свирепствовал, как никогда. Он расхаживал с резиновой трубкой от противогаза в руках и лупил ею всех направо и налево. Досталось от него и Янеку – мастеру столярной мастерской, одному из подпольщиков. Комендант Френцель, наблюдая, как Бжецкий охаживает Янека, заметил:

– Что-то вы мне сегодня не нравитесь.

– Что тебе не нравится, Карл? – спросил его Гринхаус. Он стоял рядом в своих начищенных до блеска сапогах.

– С чего этот капо так старается? – отвечал Френцель. – И почему он застегнут на все пуговицы? Я помню, этот капо вечно ходит нараспашку. А этот еврей, – он указал на Янека, – почему он одет так нарядно? Он что, на свадьбу собрался?

– Ну, ты и скажешь, Карл! – рассмеялся Гринхаус. – На свадьбу! Умора! Ха-ха-ха!

Печерский и Лео, со стороны наблюдавшие за этой сценой, напряглись. Ведь Френцель был прав! Бжецкий, обычно ко всему равнодушный, в том числе и к своему внешнему виду, в этот день был собран, сам на себя не похож. А Янек, зная, что переодеться после начала восстания уже не получится, надел самый лучший свой костюм. Действительно, он нарядился, как на свадьбу. Только обручаться он собрался не с невестой, а со свободой. А если не повезет – то со смертью… Что, если Френцель начнет проверять возникшие подозрения, и прикажет обыскать двух-трех участников восстания? Тогда у них найдут ножи и топоры…

Однако положение спас, как ни странно, Зигфрид Гринхаус. Он подозвал к себе Бжецкого:

– Эй, ты! Иди-ка сюда!

Капо послушно подошел:

– Что-то не в порядке, господин обершарфюрер?

Гринхаус покровительственно заметил:

– Очень стараешься сегодня. Всегда бы так!

И похлопал капо по руке. В руке у Бжецкого после этого осталось несколько сигарет. Он поспешил согнуться в поклоне:

– Премного благодарен, господин обершарфюрер!

Печерский и Лео дружно вздохнули с облегчением. Пронесло!

Но спустя час произошел новый инцидент. В Первый лагерь явился унтершарфюрер Рыба, вооруженный автоматом. И увел Бжецкого и еще троих заключенных в северный лагерь. Печерский терялся в догадках. Куда повели капо? Ему отводилась важная роль в восстании. И почему унтершарфюрер взял с собой автомат? Обычно на работу с автоматом не водили. Александр подошел к Янеку и сказал:

– Сейчас же пойди и узнай, куда отвели Бжецкого! Как бригадир, ты можешь свободно ходить по лагерю. Узнай и скажи мне.

Янек вернулся спустя полчаса и сообщил, что Бжецкого отвели в северный лагерь. Он должен был руководить группой лагерников, которые разгружали бревна. Группа должна была работать без охраны, поэтому унтершарфюрер взял с собой автомат. То есть никакой угрозы для Бжецкого не было, он не был раскрыт.

Печерский вздохнул с облегчением. Но перед ним встала другая проблема: если Бжецкий угнан в другой конец лагеря, кто отведет троих опытных участников восстания во Второй лагерь? Этим троим отводилась важная роль: они должны были уничтожить четверых гитлеровцев. Бжецкого надо было заменить.

Особого выбора у Печерского не было. Отвести людей во второй лагерь мог только капо. А среди восставших, кроме Бжецкого, был только один капо – Геник. Александр разыскал его, отвел в сторону и тихо спросил:

– Вы знаете, что Бжецкий должен был отвести несколько человек во Второй лагерь?

– Знаю, – отвечал Геник.

– Бжецкого увели на бревна. Значит, людей поведете вы.

– Это невозможно! – капо был растерян. – Я не имею права туда ходить!

– Придется. Вы должны это сделать! Если немцы вас остановят, объясните им ситуацию. Ничего придумывать не надо. Скажете все как есть: что Бжецкого взяли на бревна, и вот вы ведете заключенных во Второй лагерь.

– Но зачем? Зачем я их веду?

– Придумайте что-нибудь. Вы лучше меня знаете, какие работы идут во Втором лагере, лучше знаете лагерные порядки. Мне трудно вам подсказать.

– Нет, я ничего не могу придумать! – воскликнул Геник. На него было жалко смотреть. – Давайте отложим на другой день!

Однако Печерский хорошо понимал: ничего отложить нельзя. И так «пьяная ночь» отняла у них целые сутки. Люди находились на пределе напряжения. В любой момент кто-то из них мог не выдержать, кинуться на эсэсовца с ножом или топором. И тогда все пропало: немцы устроят общий обыск, найдут приготовленное оружие и расстреляют большую часть тех, кто собрался бежать. К тому же со дня на день могло начаться уничтожение лагеря. Вдобавок на днях в Собибор должен был вернуться еще один эсэсовец, Гомерский. Он уезжал к семье, в отпуск. А это был изверг почище Френцеля и Ноймана.

– Нет! – твердо сказал лейтенант. – Для нашего дела завтра может быть поздно, все должно произойти сегодня. Люди ждут. Мы договорились, вы дали свое согласие. Отступать поздно, отказаться в таком деле невозможно. Делайте, что я говорю.

Бледный и растерянный, Геник отошел. Однако он нашел в себе силы, собрался с духом. И в три часа двадцать минут Печерский увидел, как он зашел в столярный барак и вышел оттуда, ведя с собой Цыбульского, Аркадия и Якуба. План восстания начал осуществляться…