Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

А дома, в родном городе родители всех троих в смятении. Так как их сыновья сказали, что едут в деревню на две недели к Славкиной бабке, но день назад славкина мать поехала туда и узнала от бабки, что никакого Славки и двух приятелей его не было и в помине. Мать Славки оповещает об этом остальных родителей. Все в ужасе. Заявление в милицию. Разыскивают, но пока безуспешно. А тем временем в том далёком большом городе четверо сорванцов утром рыскают по базару. Пытаются вчетвером стянуть кипу брюк и четыре пары ботинок. Это удаётся. Прошло пять минут после этого и продавец заметил пропажу. Спешная погоня, но безрезультатная. Воры скрылись. Их нигде нет. Они одеты и обуты. Никак нельзя думать, что у них нет крова и что они уличные бродяги. В новых кепках, рубашках, брюках и в дорогих кожаных ботинках. Они стащили пять пар брюк. Напялили на себя две пары, сняв прежнее рваньё. Остальные три пары выгодно продали, всего выручив за проданные брюки около тысячи. Приобретают жакеты, одни часы на четверых, карманные ножи в двадцать четыре лезвия, галстуки, носки, майки. Потом пьют водку. Ночуют внутри снегоочистителя, стоявшего в глухом тупике, в двадцати-сорока шагах от которого начиналась очередная улица города. Деньги рассеялись, как дым. Рано утром на базаре уводят от зазевавшихся колхозников кабана и тут же продают его. 800 рублей в кармане. Кроме того Максим — опытный карманщик. Этому искусству он научился в Одессе. Он шарит по карманам снующих в толкучке людей. Попадётся богатый улов. 1500 рублей сразу. Кроме того ещё около 500 рублей. Куплены трое часов. Оставшиеся после этого две тысячи разделили поровну на четверых. Каждому по 500 рублей. Их истратили на свои нужды. Ходят в кино, на танцы. Закрутили любовь. Максим не утерпел и удовлетворил страсть. То была дочь городского судьи. Приходится всем четверым смываться. Добывают воровством около четырёх тысяч (они раздели двух солидных гражданинов из треста). Покупаются билеты на скорый поезд и едут в мягком вагоне. Им всё предоставлено. Комфорт, еда и прочее. В вагоне Максим сталкивается с тремя бывшими дружками, которых ненавидел. Ночью завязывается драка в купэ. Максима пырнули в бок ножом, он потерял сознание, а трёх дружков, обобрав, взяв часы и деньги, выбрасывают из окна на ходу поезда. Благо поезд шёл на крутой подъём и замедлил порядочно ход. Ночь трое проспали в скирде. Утром они поднялись и пошли по шпалам железнодорожного пути вперёд. Пройдя 20 км, узнают места. Их родной город близко. Всего в 20-ти км. Они сели на пригородный поезд и доехали до города. Прежде чем явиться домой (а им больше ничего не оставалось делать) тщательно думают, что им сочинять перед родителями. Их новая одежда и обувь, а именно: кепа, жакет, рубаха, ещё одна, но безрукавка, майка, брюки, новые кожаные ботинки, — всё это будет обращено против них. Приходят домой, не признаются, молчат. Родители, увидев, что на них новая одежда и обувь, в недоумении. Распрашивают. Те молчат, а потом сочиняют, что они пошли в дальний посёлок и там уничтожали сусликов, а за это хорошо платят. Вот откуда всё это новое. Родители, конечно, не верят. «— Не верите — не надо! Не украли же мы всё это!» — сказали они и больше не желали отвечать. Их мучает совесть. Но всё вскоре улаживается в свои рамки. Но вот их встречают двое незнакомых, сказав, что они от Максима. Все трое в испуге. Они больше не желали идти по такой дороге. Но те сказали: «Наши дороги сошлись и вряд ли разойдутся, а если разойдутся, то эти дороги пойдут на тот свет». Им надо здесь знать кое-что. Дрожащие Сашка, Славка и Лёнька были в страхе за то, что те сказали, что если они будут жаловаться, то им же будет худо, так как стоит милиции напомнить о том, как жили и чем занимались в том далёком городе и какая на них одежда, то им, конечно, не поздоровится. Трое в покорности. В самом деле. Им ничего не оставалось, как подчиниться своей участи. Так они узнают, что ставка приезжих воров в доме № 125. Но они тяготятся этим. Тем временем совершается убийство лейтенанта госбезопасности. У него воры отобрали наган. Несколько дней спустя произошла кража квартиры заводского инженера Винникова, который три месяца назад выиграл по облигации 50 тысяч. При краже квартиры Винников был тяжело ранен выстрелом из нагана в грудь. Пуля засела в груди у него, Винников через несколько часов умер в больничной поликлинике, успев шепнуть перед смертью: «Один был блондин с длинным узким лицом, две родинки ниже левого глаза, у другого белый небольшой шрам сбоку переносицы…». Пуля, извлечённая из груди Винникова, оказалась из нагана убитого лейтенанта госбезопасности несколько дней назад. Из этого заключается, что убийство лейтенанта госбезопасности и кража квартиры Винникова и убийство его дело одних и тех же рук. Милиция тщетно ищет их…

Тот, что был с длинным узким лицом и двумя родинками ниже левого глаза, Мейзер, ухмыляется в кругу своих сообщников и смывает искусственные родинки с лица. Трое друзей узнают об этом и из газет, и из рассказа хотя смутного и неточного Мейзера, который напился пьяным, вызвал их и сказал, чтобы они сегодня в 17 вечера пришли на площадь в центре города, будет одно серьёзное дело. Когда он уходит, они в смятении. Что делать, как жить дальше. Нет, они больше не выдержат этого. Все трое идут в отдел госбезопасности и рассказывают всё по порядку. Ночью половину банды накрыли на площади, половину в доме 125. Сашка, Лёнька и Славка прощены. Последние слова …

Их было трое. Они были счастливы…

Конец.

Всё это должно <���быть> написано в двух книгах. Первая книга: «Их было трое». Вторая: «Сегодня вечером всё будет кончено!»

1957

[Несколько слов о Боре. Был в первом звене такой элемент. Почти каждую ночь ему делали «велосипед» или акварельною краской иллюстрировали сонное невозмутимое мурло. Но Боря постепенно привык к таким процедурам и реагировал на них только свирепым мычанием и прерыванием храпа. А храпеть Боря любил. В этом он был талантлив.] Когда он храпел, то казалось, что в избе бушуют свистящие сквозняки. Правда, иногда эти сквозняки раздражали кое-кого, и тогда их прекращали обыкновенной подушкой, которой плюхали по довольной бориной физиономии. Боря морщился и страдальчески гаркал. Потом подымался и обзирал мутное содержание избы тусклыми глазами. Но в избе наблюдалась тишь. Все спали. Боря недоумённо хмыкал и ложился опять на драный мешок, начинённый рыжим крупнокалиберным сеном. Злополучную подушку он мостил под свою голову и, натянув смутное одеяло, тотчас же засыпал. Он не только любил храпел, но и спать. Сон был его идеалом. Впрочем утром, когда Боря пробуждался, под головой подушки не оказывалось. Её забирал владелец. Отцепившись ото сна, Боря долго валялся и не имел особой склонности перекидываться словесным мусором с остальными товарищами. И хранил бездонное молчанье. Потом он угрюмо полз в дальний угол к Юрке-Вегетарианцу. Был в первом звене такой тип, склонный к эрудиции, а также и к апломбу. У того Боря требовал зеркальце и начинал долго гундосить нереальным голосом, если вегетарианцу было лень повернуться на бок, чтоб из трухлявого кармана выудить откровенный стеклянный осколок. Получив нужную вещь, Боря тщательно в неё вглядывался и с неудовольствием замечал, что лицо его помято и корявое, как шаль. Ругаясь помойными словами, Боря ковылял на расслабленных от длинного лежанья ногах к брюхатой бочке с резиновой водой. Расплющив на щеках ледяные пригоршни воды и фыркая, как мотоцикл, Боря появлялся у копчёной кухни. Из кухонной трубы ветер вырывал толстую кишку сивого дыма. Пахло бурчащим супом и ещё чем-то [неправдоподобным] невидимым. Боря уютно усаживался на юродивую, поломанную лавку напротив кухни и вторгал носом актуальный дух кулинарии. Было холодно и некрасиво. Жёлтая осенняя посадка шипела, как яичница. Где-то причитали трактора и орали петухи. По ленточной дороге плыл далёко грузовик. Скиталец-коршун разгребал мятые облака. На дальнюю горбатую скирду вывалилось, как яйцо, проснувшееся солнце и расточительно облило одеяльную ширь золотым потоком. Постепенно становилось красиво. Вскоре серая избянная дверь оттопыривалась — по-видимому толчком ноги, и слышалось пасмурное сопение. Это выходил Юрка-вегентарианец. Его обшарпанные брюки, на зад которым были аккуратно вставлены очки заплат, некультурно спадали, и обладатель их держал руки в трухлявых карманах. Вообще вид у него идиотический, но Юрка был уверен, что роскошь в колхозе не типична. Он неторопливо и сумрачно размышлял, куда направить стопы — налево, направо, вперёд или обратно в избу. Решил обратно в избу.