Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Безрукий — это военная летаргия. Память, образ войны.

Журналист. Пискунов с попугаем из «Памяти родины». Черты Сашки Жука. Эпизод сжигания мешка денег в буранной степи. «Жизнь — копейка!». Нанизать ряд анекдотов.

Рассказ нового типа прозы. Об Антонине Бабенко. Кабардинка. Пространство ситуаций, воздух, сдвиги.

1. «Человек-пустота» — роман, герой немец, действие в Западной Германии.

2. «Человек вверх ногами» — действие в Африке, англичанин; встречаются Иван Попялов и журналист Пискунов, которого едва не зажарили.

3. Далее идёт цикл стихотворений — «скитальческих». Дом.

Пили водку из фарфоровых изоляторов.

Куба. Клетчатые рубашки. Рипун напился. Вместе с шофёром рванули в первую попавшуюся часть. Выдавая себя за офицера из штаба, Рипун приказал поднять личный состав по тревоге. Раскачиваясь, засунув руки в карманы распашной рубахи, он важно прохаживался перед строем.

Тут проснулся майор из особого отдела, случайно заночевавший в этой части.

— Так это ж Рипун. Киномеханик! — взревел майор. — Стой!

Он схватил Рипуна сзади за плечо.

— Я вас не знаю, — скороговоркой проговорил Рипун, оборачиваясь в поллица. — В штабе таких нет.

Тихо-тихо — но Рипун приближался к ограде из колючей проволоки. И — сиганул в тень перед лицом построенной части.

Наутро его посадили на 15 суток гауптвахты. От имени члена военного совета группы советских войск на Кубе.

После того, как все выпили, слить из всех рюмок остатки в один стакан называется «две синички — три хвоста».

Ждан о себе любил говорить: «Как никак я номенклатурное лицо». На остановке мы выбежали из вагона и кинулись к киоску. Ждан, для внушительности выставляя под нос продавщице свою неизменную папку, объявил: «— Я замредактора газеты „Советская торговля“, не найдётся коньячку?».

Я встретился с Мочневым через пять лет, и он стал выкладывать мне остроты и воспоминания пятилетней давности. Я их слышал от него же пять лет назад. Жить мыслями, которые не изменяя усвоил лет 20–25 назад!

Она шла на танцы, вложив в туфельку 10 коп. — на автобус. Воспоминания, воспоминания! Ничего не говорят они русскому человеку, ибо он душой без оглядки весь разогнался [в грядущие времена] вперёд. Но на бешеной безумной скорости застряла одна в памяти драгоценная заноза — тропик Рака, клетчатые рубашки. Вона где мелькнули милые рязанские морды! Валерка Елисеев, Толька Безруков, Виктор Рипун. Но дорогие профили стали стираться от последних лет личной неустроенности. Замечаю с тревогой — даже яркий штрих искалечен вечным забвением. Там пятно, тут провал. Сквозь тёмные пятна гляжу назад, но всё равно — радостно.

«Они обе болтали и смеялись, как все женщины, хотя, может быть, женщины вообще друг друга не слушают, им это, может, и не нужно, они как-то умеют общаться без слов, ещё до того, как заговорят».

Комната вся в женских безделушках.

«Человек всё может вытерпеть, только нельзя ему останавливаться.»

Вышибала, мускульная сила.

Как блеск для мечты, как бродяга для вокзала

интеллигентные дилетанты

Национальное прибежище для бездарностей, нашедших в искусстве и общественных институтах занятие, обеспечивающее их и их семьи, в результате чего мы обязаны кормить, одевать и содержать этих деятелей на собственные средства.

Луке Рыжову в яме — мир извне был для него нереальностью, миражом, химерой, без времени и пространства, он для него (не существовал).

Сумасшедший немец: — Я слышал, что дельфины говорят по-английски. Это ложь. Они должны говорить по-немецки!

Немец в сумасшедшем доме. Гитлер.

Я читал, дельфинов обучают говорить по-английски. Не сметь! Дельфины должны говорить по-немецки, только по-немецки.

Знайте правду — нас нет на земле!

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой…

Но дельфины должны говорить по-немецки.

Знайте, я сумасшедший и заперт в клетку. Я представляю Великую Германию.

В Волгограде артиллерист: Давайте споём «Катюшу!» (После — немец).

К артисту, играющему Гамлета.

Он играл Гамлета в одиночку — перед пустотой. Без остальных персонажей. Такова русская действительность. У Дон-Кихота был Санчо Панса, у Патагрюэля был Панург, у Робинзона был Пятница, у Фауста был Мефистофель, а русские герои все одиноки. Чацкий метал бисер перед ничтожествами, лермонтовский Демон парил меж небом и землёй. Раскольников бунтует один против Зла, Иван Карамазов против космоса — один. Лев Толстой вводит народ. Достоевский — всечеловеческое.

Русские герои, в сущности, борятся и спорят со всем миром.

Мой русский Гамлет — без персонажей, он играет свою роль без Офелии, без короля, Полония и гробовщиков. Его монологи обращены к самому себе и ко всем сразу.

Это профессор скажет в поезде до Заниных Починок.

— Это была непревзойдённая игра. Я никогда не слышал такого Гамлета. Вероятно он мечтал сыграть эту роль в своей жизни, и он сыграл её перед возможной гибелью. Боялся, что не успеет при жизни.

В настоящем издании представлен весь корпус нестихотворных произведений Юрия Кузнецова (художественная проза, эссеистика, публицистика, литературная критика), а также интервью, стенограммы выступлений и дневниковые записи поэта. Исключение составляют не вошедшие в настоящий том конспекты и рабочие записи лекций, прочитанных Юрием Кузнецовым на творческих семинарах в Литературном институте им. А. М. Горького. Этот корпус наследия поэта составляет отдельный жанр, отдельную проблему, требует дальнейших изысканий и обработки уже имеющихся материалов, а потому дожидается своего полного, комментированного издания в ближайшем будущем.

Материалы разбиты на несколько разделов в соответствии с жанром и уровнем творческой готовности (авторизованности) того или иного текста. Внутри каждого из разделов тексты расположены в хронологическом порядке. Если дата предположительна, она заключена в угловые скобки (< >).

При публикации произведений и записей из архива Ю. Кузнецова, не издававшихся при жизни поэта, в текст включаются имеющие существенное значение исправления. При этом в квадратные скобки ([]) заключаются фрагменты текста, перечёркнутые в рукописи или в авторской машинописи, в косые скобки (слеши) (\ /) заключаются вставленные фрагменты текста, а в угловые скобки (< >) неразборчивые или пропущенные в рукописи слова, приводимые нами предположительно.

Юрий Кузнецов — прежде всего поэт и постоянно это подчёркивал. Неудивительно, что художественная проза в его наследии занимает совсем небольшое по объёму место — при жизни изданы всего одна повесть, четыре рассказа и один очерк. Причём один из опубликованных рассказов — «Плечо товарища» (1959) относится к юношескому, ещё кубанскому периоду творчества и, конечно, не может рассматриваться в рамках основного корпуса произведений Кузнецова (он помещён нами в раздел ранней прозы). По той же причине (поэтоцентричности Ю. Кузнецова) ни одна из прозаических вещей никогда не входила в состав прижизненных книг поэта. Правда, в 2000-м году Кузнецов задумал книгу избранных произведений, в которую включил всё то, что ныне представлено читателям в разделе «Художественная проза» (причём в таком же виде и порядке). Однако эта книга так и не вышла, а в более поздний замысел 2003-го года («Крестный путь»), осуществлённый уже после смерти поэта, проза не вошла (за исключением эссе «Воззрение» в качестве предисловия). Художественная проза в таком же составе и порядке, как в данном разделе настоящего издания, вошла в посмертную книгу «Прозрение во тьме» (Краснодар, 2007; составитель Ю. Лебедев). Однако в настоящем томе все тексты впервые выверены по архиву Ю. Кузнецова и представлены в предельно близком к авторскому замыслу виде.