Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

<���…> Хорошо зная и понимая людей, которых никакими доводами не убедишь, Юрий Кузнецов оперирует домыслами, притом гротескно-грандиозными: следуя один за другим, они оглоушивают читателя. Под натиском броских и не подтверждаемых ничем положений читатель не успевает прийти в себя и опомниться, как ему дают по мозгам очередным афоризмом: „Корневая система искусства едина“. Вы не успеваете спросить: „В каком смысле?“ — как вам уже говорят о „земной любви“; не успели вы разобраться с любовью, какая она бывает, кроме земной: лунной, марсианской, вене… простите, поневоле будешь заговариваться, потому что любовь — позади, а вам внушают насчёт искусства, что оно, видите ли, искус, причём, наш искус — это не то, что их искус, у нас… Постойте, у них ведь никакого „искуса“ вообще нет, там слово другого корня! А уж если ссылаться на „Фауста“, то разве не начинается он с того, что потусторонние силы мобилизуются на искушение человека? А вам говорят: „Пространство рождает звук“. Какой звук? Почему рождает?! А вы послушайте: „Притом эхо — женщина… Пушкин прекрасно знал об этом“… Что же это доказывает? А вам говорят: „Вот они, женские знаки русской поэзии!“. Собрав последние силы, вы, быть может, спросите: а… а почему же русской, когда Эхо, Рифма, Муза вроде бы совсем не русского происхождения, но куда там! „Вот они, наши странности“.

<���…>

При всём раздражении, какое вызывается тем, что он говорит, досадовать нам надо прежде всего на самих себя. Потому что отослать его некуда! Нет работ по вопросам, которые он ворошит, как ему угодно. А раз нет работ, то есть не имеется серьёзных ответов на вопросы, которые-таки существуют, то, как говорится, не угодно ль этот финик нам принять?

Правда, совсем недавно ученик Д. Д. Благого, профессиональный пушкинист В. А. Сайтанов сделал доклад о стихах, посвящённых А. П. Керн, как о „пробуждении“ после очередного духовно-психического кризиса, пережитого Пушкиным. Да-да, психического — „тоска“, на которую время от времени жаловался поэт, должна, судя по всему, называться на медицинском языке циклотимией, но попробуйте назвать — рта нельзя было раскрыть при попытке коснуться такой темы. А раз серьёзно говорить нельзя, то на пустом месте можно, по крайней мере, шаманствовать, то есть говорить невесть что, толкуя те же стихи „Я помню чудное мгновенье…“ в любом ключе, не замечая или не желая замечать, что сказано у Пушкина — что, в частности, речь у него идёт не о призраке или видении („Об этом знал Пушкин“ — Ю. Кузнецов), а как раз наоборот — о реальности, о том, что вдруг после гнетущего состояния стало реальностью и вызвало и вдохновение, и слёзы, и любовь.

Для защиты от упрёков Лермонтова в женственности, Есенина — в самолюбовании, Ахматовой — в пристрастии к лестной лжи, Цветаевой — в истерии Юрий Кузнецов дал очень удобный повод для тех, кто падок на подобные подвохи. Защищать от таких упрёков гораздо легче, чем взять и написать, изучив проблему, о лермонтовской инфантильности, есенинском позёрстве и тому подобных проблемах, сугубо профессиональных и очень важных, так написать, чтобы уж болтать на ту же тему стало никому не повадно. А так — что ж, раз нигде и ничего толкового об этом прочесть нельзя, то остаётся слушать, что кому в голову взбредёт…»

В архиве Ю. Кузнецова сохранилась авторизованная рабочая машинопись статьи «Под женским знаком», датированная 3 апреля 1987 г.

Публикуется по материалу Аллы Киреевой «Поэзии парное молоко», опубликованному в журнале «Юность», 2, 1987, где ответы поэтов на вопросы анкеты предваряют следующие слова:

«…Так как же всё-таки отличить поэзию от заменителя, подделки? Интересно, а что думает по этому поводу Расул Гамзатов? Что бы сказали Булат Окуджава и Евтушенко? Олег Чухонцев, Д. Самойлов, М. Алигер? А. Жигулин и М. Матусовский?

Меня охватила радостная жадность: я их всех спрошу! Я поговорю с каждым! И — поговорила. Я послала поэтам письма, в которых были и такие вопросы: 1) Как отличить истинную поэзию от умелой подделки? 2) Кто ваши учителя в поэзии и за что вы им благодарны?

Стали приходить ответы. Собрав их, я убедилась, что обладаю уникальным материалом. Живым, непростым, не менее, чем стихи, приоткрывающим сокровенное, личное. Материалом, как бы приближающим нас к поэту, к его внутренней жизни.

Каждая анкета, ну, может быть, за небольшим исключением (но и в исключениях что-то есть!) походит на своего автора, она как бы объёмнее, рельефнее выделяет приметы личности. Подчёркивает их. Приглядитесь внимательнее, и вы увидите не только личностность анкет, но и их глубокую связь со стихами.

Кроме этого, в каждой анкете проявляются черты характера: благородство и скромность, растерянность и уверенность, раскованность и зазнайство, недюжинный ум и простоватость. Некоторые сомневаются вслух, высказываются предельно откровенно, иные как бы отмахиваются от вопросов…».

Помимо Юрия Кузнецова в журнале приведены ответы Андрея Вознесенского, Расула Гамзатова, Евгения Евтушенко, Виталия Коротича, Булата Окуджавы, Владимира Соколова.

В архиве поэта найдена не датированная рабочая машинопись без заглавия, представляющая собой дословно ответ на первый из вопросов данной анкеты:

«Истинная поэзия от подделки отличается структурой. Старое сравнение алмаза со стеклом. Алмаз сияет сам собой. [Во тьме] \ В сумерках/ над ним возникает купол сияния, чего не происходит со стеклом. Для этого нужно, чтобы на стекло упал свет \ солнца или хотя бы/ луны. Оно отражает чужой свет. В подделке нет своего света, она отражает чужой. Поэтому из тьмы веков сияет только подлинное искусство, а не подделки.»

Статья взята из книги «Слово исповеди и надежды: Письма русским писателям» (М.: Мол. гвардия, 1990), составленной критиком Вячеславом Огрызко. Он попросил каждого из участвующих в сборнике писателей охарактеризовать приходящие к ним письма читателей и поделиться самыми интересными образцами этой почты для соответствующей книги.

Юрий Кузнецов вместе с данной статьёй предоставил для публикации письмо к нему литературоведа из Донецка Владимира Фёдорова, начинающееся следующими словами:

«Дорогой Юрий Поликарпович! Есть легенда об уличном акробате, который, не зная молитв, чтобы выразить благодарность Богоматери, сделал перед её иконой то единственное, что он умел, — ходил колесом, крутил сальто-мортале и под. И никто не называл это кощунством.

Прочитав Твою книгу, я написал письмо, но увидел (разглядел), что это куча банальностей и что это — не мой „жанр“. И вот я посылаю единственное, что я более или менее умею, — научную работу (в миниатюре). Не отвергай моей благодарности…» (Далее следует литературоведческая статья о поэзии Юрия Кузнецова, озаглавленная в сборнике — «Мир существует поэтически»).