Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

«…Античный метр родился из особенностей другого характера. [И началась ломка.]То, что метр и даже рифма оказались прокрустовым ложем, видно на примере стихотворений Кольцова. Они подражательны, и неорганичны для него [по форме]. Совсем не то кольцовские песни. Они естественны. Тут я разгулье удалое, и сердечная тоска, и сила, и размах, и свежесть, чего нет в его стихотворениях.Сам Пушкин написал стихи „Буря мглою небо кроет“, из которых веет народным дыханием, не стеснённым никаким прокрустовым ложем. [Как это ему удалось, это тайна.]

[Кольцовская линия старше пушкинской, потому что её начало исходит из фольклора. Она протянулась через Некрасова, Никитина и Есенина до наших дней. Наш Николай Тряпкин — её законный наследник. На своём пути,начиная с Некрасова, она претерпела большие изменения под [мощным] давлением книжной традиции и, собственно, литературного языка. \Но/ наша деревня до сих пор не говорит на [чисто] литературном языке.] Живой самоцветный язык народа всё ещё питает \нашу/ литературу, а не наоборот, как это случилось во Франции, где уже давно говорят на языке литературы, \которая вынуждена питаться собственными соками/. Слава богу, у нас не то.

А коли так, то значит есть и пути \для/ народного лада, скажем кольцовского типа. [Будет очень жаль, если окажется, что такие возможности утрачены навсегда.]…»

Кроме того, в черновой рукописи есть следующие наброски:

«Все пути перекрыты одним именем — достойно ли это \свежего/ [великого] \сильного/ народа, [как выражались у нас в старину, если подразумевать под стариной прошлый век]? [Конечно, нет.]

Гёте, как он считал, повезло, что он родился в Германии. Не имея перед собой крупных литературных предшественников, он быстро вобрал в себя опыт своих предшественников и тут же двинулся дальше уже своим путём. Не то ожидает поэта в Англии, говорил Гёте. Там молодой талант, едва вступив на стезю, сразу же оказывается перед глыбой Шекспира, на преодоление которого он вынужден напрягать все свои творческие силы, а в конце концов оказывается, что его силы исчерпаны, а Шекспир всё так же подавляет…»

«…О народном символе у нас есть трёхтомное исследование А. Н. Афанасьева „Поэтические воззрения славян на природу“…»

«Видимо, о большом должны говорить большие. Поэтому лучше беглых заметок Гоголя и мечтательной речи Достоевского до сих пор ничего не написано. Но и они не бесспорны.

Впрочем, дело сложней. Есть и другая крайность: Пушкин — идеал. Пушкин — это всё. Он наметил всё. Кто не вышел из Пушкина, тот всё равно придёт к Пушкину. Настолько он необъятен. Так ли это?

Это надо понимать, что Пушкин объял необъятное? А Шекспир? А Данте? А [Софокл] \греческие трагики/? Не говорит ли такой взгляд о национальной ограниченности?

Это взгляд реки на море. Но на свете есть много морей. К которым Пушкин не имеет отношения, но которые близки нашему сердцу. Скажем, Шекспир, \Мольер, Рабле,/ Данте, греческие трагики/».

«Прошёл, так прошёл. В этом его великодушие…» — ср. в поэме Кузнецова «Золотая гора» (1974): «…Где Пушкин отхлебнул глоток, Но больше расплескал…».

«Так и придорожный куст во мгле имеет очертания то человека, то притаившегося зверя, то самого куста. Поди разбери…» — ср. в стих-нии Кузнецова 1975 года:

Публикуется по книге: Седьмой съезд писателей СССР. 30 июня — 4 июля 1981. Стенографический отчёт. — М.: «Советский писатель», 1983.

Выступление Ю. Кузнецова состоялось на второй день съезда, в рамках вечернего заседания комиссии «Поэзия 70-х годов: социальный, нравственный и воспитательный пафос» (руководитель — С. С. Наровчатов).

В посмертном сборнике поэзии и прозы Ю. Кузнецова «Прозрение во тьме» (Краснодар, 2007) текст выступления был напечатан как статья с условным неавторским названием «О державности поэтического мышления».

Широкий отклик (в основном негативный) вызвал фрагмент о женской поэзии из этого выступления:

«…что бы мы не говорили о прекрасном поле, в поэзии для него существует только три пути: рукоделие (тип Ахматовой), истерия (тип Цветаевой) и подражание (общий безликий тип). Кто думает иначе, тот не понимает природы творчества.»

Ср. об этом в статье Кузнецова о любовной лирике «Союз души с душой родной» (1985):

«Когда был издан стенографический отчет VII Всесоюзного съезда писателей, на котором я говорил о державности поэтического мышления и в связи с этим определил Ахматову как тип поэтессы-рукодельницы, мне позвонил один модный стихотворец и полчаса (а это был телефонный монолог) метал громы и молнии: „Это безнравственно! Это всё равно, как если бы ты оскорбил мою мать!“

Безнравственно? Всё дело в том, что я нарушил „приличия“. С таким же успехом он мог обвинить в безнравственности мальчика из андерсеновской сказки, увидавшего короля таким, как он есть: „А король-то голый!“ Быть может, мальчик поступил неприлично (особенно со стороны тех, кто „одевал“ короля): ведь все считали короля одетым. А быть может, модному стихотворцу почему-то выгодно и удобно находиться в мире фиктивных ценностей.»

Несмотря на то, что после этого выступления поэт (отнюдь не справедливо) прослыл женоненавистником, Кузнецов придерживался высказанной тогда формулы до самого конца жизни, повторяя её неоднократно устно и в печати и даже цитируя своим студентам в Литературном институте, например, в рамках темы «Женственное начало в поэзии».

Статья была напечатана в журнале «Литературная учёба», 6, 1985в рамках традиционной рубрики, под которой опытные поэты и критики (на этот раз Юрий Кузнецов и Наталья Лясковская) разбирают стихи молодых поэтов. Фактически разбор стихов молодых поэтов о любви Ю. Кузнецов предварил своим концептуальным эссе о любовной лирике вообще.

Само название взято из стихотворения Тютчева «Предопределение».

В домашнем архиве Ю. Кузнецова сохранилась машинопись статьи под названием «О ЛЮБВИ», которая, очевидно, легла в основу текста опубликованного в «Литературной учёбе» (жирным выделены фрагменты, не вошедшие в журнальную версию статьи):

«Любовь была не всегда. Она возникла вместе с культурой и представляет собою утончённое (культивированное) половое чувство. Все народы мира сохранили любовные песни. Любовь — „вечная“ тема поэзии.Стихи о любви всегда облагорожены красотой, они несут в себе красоту, как свет, который то сияет, то брезжит, но он есть. Ложь в любовных стихах скрыть нельзя, она непременно вылезет наружу, как ослиное ухо.