Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Вот ещё случай, который в то время прошёл мимо меня [34] — Вот ещё случай про него. . Однажды со стен лестничных площадок исчезли портреты классиков XIX века. Создали комиссию, долго искали, но всё напрасно. Наконец открыли одну дверь. В комнате сидит Рубцов, а вокруг стоят приставленные к стенам пропавшие портреты.

— Коля! Что ты сделал, это ужасно! [35] — Коля! Что ты сделал!

— Одиноко мне. Не с кем даже поговорить, — угрюмо ответил Рубцов. — Вот я с ними и разговариваю [36] — Скучно мне, — ответил Рубцов, — вот я с ними и разговариваю , — он кивнул на портреты.

Тем дело и кончилось.

У нас был свой «полковник». Конечно, самозванец. Он всегда [37] — вечно шатался по коридорам и с рёвом заглядывал за каждую дверь: создавал эффекты. Он так засел в роль, что уже не помнил себя. «Восстание сломлено!» — ревел он, как газетный заголовок, и ломал двери. Глядел я на него, глядел и однажды, видимо, с похмелья, решил [38] — Глядя на него, я решил превысить свои скромные полномочия и утвердить его в звании «полковника», даже наградить крестом. Вот как это было. Я поделился своей мыслью с двумя-тремя товарищами, и они меня поддержали. Достали жестяную пробку из-под виньяка, расплющили, и получился действительно крест. Ровно в полночь мы выстроили студентов в коридоре, вызвали смущённого самозванца, и я торжественно объявил [39] — И я объявил приказ о присвоении ему звания и награждении его крестом за молодечество. На подушке ему поднесли крест, и под рёв «ура!» я его нацепил ему на грудь. У меня, правда, вылетело из головы [40] — из головы вылетело , что награда на подушке обычно следует за покойником. Не объявили ли мы его по ошибке покойником? Как бы там ни случилось, он был страшно польщён. Он после этого четыре дня ходил по этажам с крестом на груди [41] — Он четыре дня ходил по этажам с крестом. . Это ли не очарованный человек? Он кое-как получил диплом, ничего не писал и потом окончательно спился. [42] — эта фраза отсутствовала.

[Много лет спустя я повстречал его в московском клубе литераторов. Выглядел он голодным. Увидя меня, виновато отвёл глаза.

— Почему отводишь глаза, «полковник»? — встал я перед ним. — Али гадостей про меня наговорил? Так это ничего. На тебе пять рублей, чтоб было веселей.

Он вскинул глаза.

— Как ты это узнал? Эх, что было, то было. Давай пятёрку сюда!.. Но пасаран! — он взревел, как в былые времена, и полез целоваться. Таков был «полковник». Он ничуть не изменился.]

В институте мало читали, но пили много. Я пил от случая к случаю, больше читал и думал. Был у нас на курсе один начитанный по-своему русскоязычный эстонец: он прочитал все три тома «Капитала» Маркса. Мы смотрели на него, как на диковинку. Одно в нём раздражало: он был непьющий. И однажды трое решили его напоить. Я, ещё один и дагестанец Амир зашли к оторопевшему эстонцу с бутылкой водки, налили полный стакан и предложили выпить за дружбу народов. Тот отказался.

— Пэй! — сказал Амир и сверкнул глазами.

Эстонец пригубил.

— Пэй до дна! А то зарэжу! — и Амир заскрежетал зубами.

Эстонец задрожал, кое-как дотянул до дна, добрался до койки и проспал двое суток.

Однако с тех пор подобрел. И как-то пригласил нас в кафе на бутылку сухого вина. Мы переглянулись.

— Четверо на бутылку сухого вина! — цвиркнул Амир сквозь зубы.

У нас была суровая дружба. Пришлось отказаться . [43] — этот фрагмент отсутствовал.

Год от года шум и табачный дым надоедал, и [44] — Устав за четыре года от табачного дыма и шума, мы выезжали в Подмосковье. Лес, река, палатка и костёр. Тишина!.. Помню, кто-то из нас пошёл за водой и по задумчивости зачерпнул ведром лягушку [45] — зачерпнул лягушку . Мы уселись у огня, предвкушая чай с дымком. Но, как только вода нагрелась, из ведра через наши головы сиганула лягушка. Девчонки в визг, парни в крик. «И-и!», «Какой прыжок!» Всяк кричал своё. Я помалкивал. Прыжок как прыжок. Я знавал и не такой прыжок. Это случилось со мной.

11 октября 1967 года я сидел один, грезил наяву и что-то писал [46] — После Октябрьских праздников я сидел один и писал свои «дали». Под «далями», очевидно, подразумевается первая московская книга Ю. Кузнецова «Во мне и рядом — даль». . Вдруг стук в дверь. Оборотясь, кричу: «Войди, если не сатана!» Вошёл студент и говорит:

— Собралась круглая компания [47] — Собралась комания. . Мы пригласили девиц из города, но один из нас отключился, и вышла недостача. Ты свободен?

— Я готов, — и пошёл за ним.

Вошёл и вижу: четыре девицы, трое наших, четвёртый спит, и я, опять же четвёртый, готов и спрашиваю:

— Которая красавица?

— Это я, — отвечает одна и улыбается.

Была не была! Хлопнул стакан водки, потом ещё [48] — Опрокинул стакан вина , музыка играет, мы танцуем. Окно стало вечереть. «Здесь ничего не видать, — замечаю, — пойдём, я тебе покажу свою комнату». Она согласилась: была подвыпимши [49] — Она согласилась. . Едва мы вошли, я запер дверь и ключ в карман. Делать нечего, но слава богу, что не поэтесса: известно, молодые поэтессы не умеют целоваться. Я осмелел, хочу поцеловать её в губы [50] — поэтессы не умеют целоваться. Я осмелел, хочу целовать её. . «Нет», — говорит она на мою смелость и вьётся, как змея, даже лица не разглядеть. «Это никуда не годится!» — говорю, обидевшись. И опять то смелею, то робею. Ничего не выходит. Мне даже в голову громом ударило. «Или — или!» — кричу. «А что такое?» — спрашивает она и смеётся. Я говорю: «Или я прыгаю из окна!» Она стала, подбочась, и делает ручкой: «Ну так прыгай». Я распахнул окно, вскочил на подоконник [51] — в машинописи 2000-го года, по которой мы и публикуем текст, было (перечёркнутое) уточнение: Я распахнул окно [во все двойные рамы], вскочил на подоконник и глянул вниз. До земли далековато: шесть этажей. Но отступать от слова было нельзя [52] — Но отступать было нельзя. , и я прыгнул. Конечно, я немного схитрил и прыгнул вдоль стены [53] — прыгнул в сторону — на водосточную трубу, до которой был добрый шаг от окна. Я схватился за водосточную трубу, но не удержался и, обдирая рукава и брюки, стремительно полетел вдоль трубы вниз. На уровне четвёртого этажа (я успел это заметить) моя нога застряла в узком промежутке между стеной, скобой и трубою. Я провис так, что моя застрявшая ступня оказалась выше головы. Я не мог выпрямиться. Я поглядел на землю, и мне стало безразлично. Руки разжались [54] — Я не мог выпрямиться. Руки мои разжались , и я полетел вниз головой на асфальт и подвальную решётку, примыкавшие к стене [55] — на асфальт и подвальную решётку. . Почему я не разбился, никто не знает. Придя в сознание, я расслышал голоса и уловил какое-то движение, меня подняли, опустили на носилки и впихнули в темноту. Темнота поехала. Во всё это время я боялся раскрыть глаза, чтобы не увидеть смерть…