Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Ерёмин снимал очки, протирал их, щурился близоруко и, забыв их надеть, цитировал Пушкина: [73] — цитировал:

— Хоть! Вот что такое «хоть»! — Он сжимал губы и словно произносил: пшик! — А какая разная мера для блага и славы! Видите? Видите?

И все видели. Так он учил мыслить. И конечно, умению читать.

Добрым и весёлым стариком был В. С. Сидорин. Он вёл текущую литературу, с которой я был не согласен. От него я усвоил словечко [74] — усвоил одно словечко «гробануть».

Семинар по Блоку вёл В. П. Друзин, бывший рапповец. Кажется, он знал предмет наизусть. Когда он дошёл до строк:

в зале раздалась реплика: «Это легковесно для Блока!»

Он осёкся.

— Кто это сказал?

Я назвался. Он посмотрел на меня и побагровел:

— Молодой человек, это вы легковесны! [75] — Он побагровел. — Молодой человек! — Да! — был ответ. — Это вы легковесны.

— Это случайные черты легковесны.

— На что вы намекаете?

— На трагическое миросозерцание Блока.

На этом дело не кончилось: [76] — На этом дело не кончилось: ни для Блока, ни для Друзина, ни для меня. Блок продолжается, Друзин забывается, я отрицаю.

Зарубежную литературу читал С. Д. Артамонов. Он легко, без напряжения, с неким галантным изыском перелетал [77] — Легко, без напряжения, с неким галантным изыском он перелетал из одного века в другой. Следя за его летающей [78] — порхающей мыслью, я прозревал корневую систему мировой культуры, в которой всё связано и имеет своё место [79] — свою генеалогию , даже ночной горшок пересмешника Гейне, певца «Германии. Зимней сказки».

— Да! — восклицал Артамонов, подходя к окну. — При такой погоде хорошо читать Бомарше.

И, стоя у осеннего окна, начинал читать Бомарше [80] — И начинал читать Бомарше . Затем неожиданно возвращался к оставленной теме, притом без разрыва ассоциативных связей.

Я сдавал ему романтиков. Он улыбался моему восторженному тону.

— Хорошо, юноша, — прервал он меня, — вы аккуратно посещали мои лекции, достаточно… Так вы увлекаетесь романтизмом?

— Да! — произнёс я с жаром.

Он улыбнулся и покачал головой. [81] — Он улыбнулся.

— Тогда я вам расскажу одну фронтовую историю. Молодой боец из нашей части, бывший школьник, полюбил юную сестру милосердия [82] — Один боец из нашей части, недавний школьник, полюбил молоденькую сестру милосердия , а та его. При первой возможности — она редко выпадает на войне — они встречались [83] — искали друг друга и ворковали, как голуби. В их присутствии мы начинали говорить вполголоса и старались выбирать выражения. А вы, должно быть, знаете, что солдатский разговор не изящная российская словесность. Казалось, никакая сила, кроме смерти, не могла их разлучить. И вот всё это неожиданно [84] — внезапно всё это кончилось.

— Как так?

Он улыбнулся моему восклицанию и продолжал:

— Вскоре к нам прибыло пополнение: несколько бойцов и среди них неказистый человек не первой молодости, с грубым и неприятным выражением лица. [85] — человек, в плечах сажень, а сам коротконогий, в нём было даже что-то грубое и неприятное. Он сразу заметил влюблённую пару, присмотрелся и присвистнул [86] — заметил влюблённую пару и присвистнул :

— Пустое дело. Ничего у них не выйдет. Глупость одна.

Мы возмутились.

— Как это не выйдет, когда их водой не разольёшь! После войны они поженятся [87] — Они должны пожениться , и дело с концом.

— Дайте неделю сроку, и она будет моей, — сказал он и опять присвистнул. [88] — Дайте мне неделю сроку, и она забудет его, — предложил вдруг он и опять присвистнул, но уже по-другому .

Мы подняли его на смех.

— Куда тебе, свистун с кабаньим рылом. [89] — Да куда тебе, свистун со свиным рылом. Она такая красавица!

— Вот увидите! — стоял он на своём, а мы посмеялись и тут же забыли его слова… [90] — мы смеха ради приняли его предложение и тут же забыли о нём И что же! Через неделю она прогнала своего возлюбленного и предпочла ему другого. Да, того самого свистуна, который, по нашему мнению, должен был вызвать у неё отвращение. Мы были потрясены. Мы были молоды и не знали, что такое женщина. Чем он её околдовал? А может, она сошла с ума? Мы пришли к ней, уговаривали её вернуться к возлюбленному, но она прогнала нас [91] — уговаривая вернуться к возлюбленному, но она прогнала и нас. .

— Он тряпка, а это настоящий мужчина! — так заявила она.

Мы успокаивали нашего несчастного товарища [92] — несчастного нашего товарища как умели. Ничего не помогло. В первом же бою он погиб… Где ваша зачётная книжка, юноша? Да проснитесь вы!..

Так был поколеблен мой романтизм. Он ещё совершил прыжок с шестого этажа, но дальше ему падать было некуда.

Бывший фронтовик М. И. Ишутин [93] — М.И. Ишутин напоминал: «Ваши детские мозги есть капитал». Он столь искусно вёл политическую экономию, что вместе с приманкой мы глотали железные крючки её основных принципов. Я тоже попался на крючок. Но то ли леса оказалась очень длинна, то ли рыболов (разумею, сатана ) [94] — этого уточнения не было. задремал, но я покамест плаваю в родной стихии, не подозревая о своём железном знании. Впрочем, поэты — рыбы несъедобные, они «рождены для вдохновенья». Ну, вытащат их на экономическую сушу, посмотрят, да, пожалуй, и выбросят обратно. Плавайте себе на здоровье! Да и то сказать: охрана окружающей среды! Так думал я тогда… [95] — эта фраза отсутствовала.

На выпускном вечере Ишутин долго разглядывал меня и наконец произнёс [96] — Ишутин, разглядывая меня, произнёс :

— Везучий ты парень, гм… Видно, бог велел, чтоб ты вышел цел.

Что он хотел этим сказать? Что я бил стёкла о потолок, — так это мелочь. Что я выпрыгнул из высотного окна [97] — из окна , — так я сам же и пострадал, даже взял и женился [98] — даже женился после этого, чем окончательно довершил падение своего романтизма…

Ректор В. Ф. Пименов спросил одного горно-алтайского поэта: [99] — Одному младому окраинному поэту был задан вопрос

— Боря, что ты чувствуешь, покидая институт?

И Боря ответил:

— Я пришёл сюда ма-аленьким поросёнком, — и он показал пространство, раздвинув большой и указательный пальцы. — А выхожу отсюда большо-ой свиньёй, — и развёл руками.